Перевод с латинского Д. ЗОТОВА
Leon Le Grand. Sermons // Sources Chretiennes. T. III. Paris, 1961. P. 144–149.
Слово I о Страстях Господних, произнесенное в воскресенье
I. Таинство, возлюбленные, Страстей Господних, которые Господь Иисус, Сын Божий, претерпел ради спасения человеческого рода, и, как и обещал, будучи вознесен, всех привлек к Себе, именно для того столь ясно и отчетливо было изложено евангельским словом, чтобы для богобоязненных и благочестивых сердец не отличалось бы услышанное от прочитанного и увиденное от изображенного. И хотя несомненно то, что священное повествование содержит неопровержимую истину, но тем не менее с помощью Господней необходимо прилагать нам все силы, дабы известное благодаря преданию стало бы также очевидным и для рассудка.
Когда же человеческое лицемерие привело к первородному и всеобщему падению, и как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим.5,12), то никому не удалось избежать ни жестокого владычества диавола, ни ужасных оков пленения; и ни для кого не стало бы доступно ни восстановление к милости, ни возврат к жизни, если бы совечный и равный Богу Отцу Сын Божий, придя взыскать и спасти погибшее (Мф.18,11), не соблаговолил стать также и Сыном человеческим; чтобы, как через Адама пришла смерть, так через Господа нашего Иисуса Христа — Воскресение мертвых (1 Кор. 15, 21). Поэтому, следуя неисповедимому замыслу Божественной Премудрости, в последние времена (1 Ин.2,18) Слово стало плотию (Ин.1,14), поэтому роды Девы Спасительницы столь помогли поколениям последних времен, но не коснулись минувших веков. Короче говоря, все предшествующие поколения почитающих Истинного Бога и все множество святых первых веков жили и утешались этим упованием; и ни для патриархов, ни для пророков, ни вообще для кого — либо из святых не было иного спасения и оправдания, кроме как в чаемом искуплении Господа нашего Иисуса Христа, как обещанном многими прорицаниями и знамениями пророков, так и непосредственно представленном самим даром и делом.
II. Отныне, возлюбленные, рассматривая человеческую немощь Господа сквозь призму Его Страстей, давайте признаем, что не было там умаления Божественной силы, и, размышляя о совечном и равном Отцу образе Единородного, давайте засвидетельствуем, что воистину произошло казавшееся нам недостойным Бога. А именно, обе природы есть Один Христос; и как Слово в Нем не отделено от Человека, так и Человек не разлучен со Словом. Не была отвергнута униженность, не умалилось величие. И ничто не могло причинить вреда неуязвимой природе, как это случилось бы с подверженной страданию; и все то таинство, которое соединило человеческую природу и Божественность, было дарованием милосердия и действием милости. Ведь такими оковами были мы скованы, что никакой другой силой, кроме этой, не смогли бы освободиться. Униженность Божественности есть в то же время наше возвеличивание. Поэтому искупаемся мы столь великой ценой и исцеляемся столь большой заботой. Ибо кто бы мог возвратиться от нечестивости к праведности, от бедственного положения к блаженству, если бы не преклонился праведный до нечестивых, блаженный до погибающих?
III. Итак, возлюбленные, не подобает нам стыдиться Креста Христова, ведь не греховное состояние, а великодушие Божественного Промысла было его источником. И сколько бы по нашей немощи вплоть до смерти ни претерпевал Господь Иисус, однако не настолько Он отстранился от своей славы, чтобы среди унижений и страдания не являть Божественные деяния. Ведь когда злочестивый Иуда, уже не скрываясь в овечьей шкуре, но разоблачив свою волчью ярость, являя силу злодеяния миролюбивым жестом — поцелуем, который оказался страшнее любого оружия, подал знак к пленению, и обезумевшая толпа, собравшаяся вместе с вооруженным отрядом солдат пленить Господа, будучи среди факелов и фонарей помрачена своей тьмой, не распознала Истинного Света, тогда Господь, решив лучше встретить толпу, чем скрыться, как свидетельствует евангелист Иоанн, еще не узнанный спросил, кого они ищут; и когда получил ответ, что ищут Иисуса, то сказал: Это Я (Ин.18,5). И это слово, подобно некоему разящему удару, так повергло и опрокинуло наземь состоящий из отважнейших людей отряд, что отступили назад и пали все свирепые, угрожающие и разъяренные. Куда же подевался жестокий заговор? Где пыл ярости? Где вооруженный? Господь говорит: Это Я, и от голоса Его повергается толпа нечестивых. И если подобное смогла Его осужденная униженность, то что же тогда сможет Его величие, предназначенное судить.