– Что это может быть? Похоже на серную кислоту. Будто на резиновых перчатках было несколько капель, и вы второпях, не сняв их, уезжали.
– Какую еще серную кислоту? – взъярился всегда покладистый шофер.
– На рычаге переключения передач тоже имеется пятно. На заднем сиденье кожа изъедена несколькими дырами, и у вас под ногами пятна.
Вместо ответа шофер с откровенной ненавистью выпустил облако дыма.
– Что вы делали в воскресенье, 3 июля?
– Дома был, с семьей.
– На вызов не выезжали?
– Нет!
– Подумайте хорошенько, ведь выезжали в Трехпрудный. Шкловского тогда нашли.
Факт очевидной лжи делал показания шофера очень сомнительными. Грених застал его врасплох. Он путался, врал там, где не было нужды, отмалчивался, не умея выразить показного удивления, а только злился, что тайные его дела изобличили в самый неподходящий момент. Скорее всего, в воскресенье душить Шкловского приезжал он. Грених вспомнил, как пропустил черный «Рено», прежде чем перейти улицу, когда они с Петей пришли к Шкловскому задать несколько вопросов.
– Со временем вы все поймете, сло́жите в ясную картинку, – обернулся он к стоящему рядом со сдвинутыми бровями Фролову. – Просто мотайте на ус, запоминайте.
Потом он сделал усилие и залез под шоферское сиденье, просунув глубоко руку. Он надеялся там обнаружить пустую бутыль из-под кислоты, так как в ногах шофера пол был основательно подпорчен чем-то едким. А вынул небольшой съемный таксометр с двумя циферблатами и рычагом.
– Советую сегодня Афанасия Назарыча не отпускать, – и Грених передал прибор для измерения пройденных километров недоуменно поднявшему брови Фролову. – Нужно узнать обо всех передвижениях Мезенцева за последние два месяца. А также допросить их жен и спросить, не находили ли они на мужниных одеждах каких-либо изъянов.
Достав платок, Грених стал кашлять, развернулся, пошел к дверям Губсуда. Фролов, держа в руках таксометр, бросил Назарычу, чтобы тот поставил машину в гараж, а потом отправился дожидаться в кабинет следователя. Недовольный таким поворотом событий шофер затопал к рулю.
Грених уже был в вестибюле, когда свистнули о гладкие камни мостовой шины служебного автомобиля, а Фролов, все еще держа в руках таксометр, нагнал его.
– Я бы на вашем месте его сейчас же арестовал, – Грених на секунду оторвал от лица платок. Они шли к лестнице. – Он попытается сбежать, потом ведь будете по всей Москве ловить. Частный извоз – не единственное его преступление.
– Что все это значит, Константин Федорович? – недоуменно всплеснул Алексей свободной рукой. – Вы что-то знаете? Так скажите прямо. Зачем юлить и морочить мне голову загадками? Вы подозреваете Сергея Устиновича? Вы были вчера на премьере?
– Был, – вновь оторвал платок от лица Грених.
– Почему вы вдруг стали кашлять кровью?
– Лучше ты мне скажи, что за операцию вчера затеял Мезенцев, как ее разработал, кто в ней участие принимал и что хотел в итоге выяснить? Все, что я знаю… – профессор сглотнул, ощутив металлический привкус на губах, – что Рите дали наган, заряженный холостыми. Нашли его?
– Она должна была стрелять в воздух, чтобы создать панику.
Грених остановился перед парадной лестницей, опершись на перила.
– Когда Мезенцев объявил тебе об операции?
– Вчера вечером… Мы уже собирались уходить, он ворвался в кабинет и стал торопить меня. Потом позвонил в Большой Гнездниковский, в МУУР, попросил одного человека в помощь.
– Вы поехали в театр на служебной машине?
– Нет, поймали таксомотор.
– Хм, что за излишняя осторожность! Где взяли костюмы?
– Мейерхольд выделил.
– Удивительно, они вам все по размеру были.
– А что там, костюмы, что ли? Белая простыня Призрака и сиреневая простыня Епископа.
– Зато Раджа вышел знатный. Вы впервые были на этом собрании-маскараде?
– Конечно, впервые. Да я и не понял хорошенько, что оно значило.
– Какое задание вам дал Мезенцев?
– Не упустить тех, кто будет за ширмой. Они гипнозом людям головы морочили – это все, что он сказал.
– Как же вы их упустили? – Грених не сдержал сарказма на лице.