Слава, расправившись с лучниками, уже бежал на помощь к Кривому, который, бросил свои ножи и успел повиснуть на руке здоровяка, которой тот наносил смертельный для Пальца удар. Словно не обращая на то, что на его руке болтается человек, воин Арахны вонзил свой нож в грудь Кости, а затем, разжав пальцы, и словно отмахнувшись от назойливого насекомого, он отшвырнул от себя Кривого. Юрка отлетел от него, ударился о землю, и дважды кувыркнулся, но тут же вскочил на ноги и бросился на врагов.
Два здоровяка, один из которых, словно не замечал ранений, не произнеся ни слова, обеими руками вцепились в руки Кости, и со всех их богатырских сил, рванули их в разные стороны.
Палец, который не пришёл в сознание даже после того, как в его грудь вонзился нож, открыл глаза, поднял голову вверх и дико взревел от боли. Во время этого крика, изо рта Кости летели капли крови, а в уголках его рта пузырились кровавые слюни.
Бойцы Арахны отпустили Костю. Один из них, тот, который получил от Кривого порезы, бросился на меня, а второй встал в стойку и приготовился встречать Юрку.
Всё это время, я стоял неподвижно, словно гранитная статуя, продолжал сжимать в руках стекляшки и смотреть на такую же, неподвижную, Мизумену. Я не был обездвижен какими-либо силами, я полностью контролировал своё тело. Мне просто не хотелось двигаться, я хотел бы стоять, так как можно дольше, в желании насладиться этой лёгкостью, этими секундами нереального, вселенского спокойствия, что сейчас царило во мне. Все мои мысли, в тот момент, были заняты одной нелепой странностью: острые и очень тёплые осколки раздавленного мною стекла, не причинили мне никакого вреда, хотя я чувствовал кожей их острые грани.
Изрезанный здоровяк, подбежав ко мне, со всей силы ударил меня по лицу, кулаком левой руки. Я ничего не почувствовал, моё тело даже не колыхнулось, хотя, от такого удара, я должен был свалиться на землю, предварительно пролетев пару метров. Ещё два мощных удара по моему лицу, а эффект то же, то есть никакого эффекта. Кроме того, что я услышал хруст ломающихся костяшек кулака, не происходило ничего.
Серебряный росчерк секиры, мелькнувший перед моими глазами, остановил безуспешные попытки здоровяка, "достучаться" до меня. Большой кусок окровавленного черепа, словно чаша с неровными краями, разбрызгивая крупные капли крови, упала к моим ногам. Те капли крови, которые попали мне на руки, словно брызги раскалённого металла, обожгли мне кожу, а я, стараясь избавиться от них, затряс руками, роняя на землю осколки. В руке остался лишь целый сосуд.
Вместе с осколками, меня покинуло и то чувство безмятежности и спокойствия. Груз ответственности снова обрушился на мои плечи и придавил меня к земле, а лицо обдало дикой болью.
Мизумена тоже вернулась в реальность, быстро осмотрелась и, увидев, что их бой проигран, попыталась спастись бегством. Спустя десяток метров я догнал её, схватил за капюшон плаща, а второй рукой ударил по голове, от чего она обмякла и упала в грязную лужу.
Кривой резко остановился, видя, что его соперник одной рукой выхватил топор, болтавшийся у него за поясом, а во вторую руку, он взял тесак, который даже в его руках, выглядел довольно большим. Юрка отпрыгнул назад, уходя от атаки топором, а затем, чтобы уйти от удара тесаком, ему пришлось прыгнуть в сторону и перекатиться по земле, собрав пыль на своей одежде.
Несколько раз уклонившись от резких выпадов здоровяка, Кривой запнулся о свою же ногу и упал, добавив на свою, и без того запачканную одежду, очередную порцию пыли.
Смертельная угроза, в виде воина Арахны, который занёс над Юркой топор, грозила вот-вот окончить его земной путь. Но видимо кто-то, там, наверху, решил, что Кривому ещё рано покидать этот отвратительный Мир. Рука здоровяка, с зажатым в ней топором, дёрнувшись, упала на землю, с перерубленным напополам плечом. Не издав и звука, он попытался развернуться и встретиться с новым соперником лицом к лицу. Но сделав всего пол оборота, его голова отделилась от туловища и, сделав в воздухе два оборота, упала на живот Кривого, заливая его кровью. Обезглавленное тело покачнулось, словно продолжая разворачиваться, и завалилось назад, придавив собой Юрку, добавляя его грязной одежде ещё и бурых тонов.
Костя был ещё жив, когда мы подошли к нему. Словно не замечая ничего вокруг, он смотрел вверх, в ясное весеннее небо. Его грудь медленно вздымалась вверх, и при каждом выдохе, на его губах, надувались кровавые пузыри.
Я присел на землю рядом с ним, взял за руку и виновато сказал:
- Прости меня брат, прости. Это моя вина.
- Паутина... - вспенивая кровь на губах, хрипло произнёс Костя. - Она во мне, она расползается.
Он уронил голову на бок, устремив на меня свой взгляд, которым он уже мог видеть Костлявую, пришедшую за ним.
- Не хочу, чтобы она сожрала меня. - тихо произнёс он, пронзая меня предсмертным взором. - Помоги.
Мы понимали, о чём просит Костя. Делать этого совсем не хотелось, но чувствуя свою вину, я был вынужден это сделать. Взяв в руки меч, я встал перед ним на колени, и ещё раз обратился к нему:
- Прости меня.
Улыбнувшись, он обнажил окровавленные зубы. Дважды моргнув, Костя произнёс свои последние слова:
- Я знаю, что так было нужно. Я не виню тебя. Убей их всех. Прощай Кузнец.
Взмах меча, и я прервал его страдания, не дав, той самой паутине, о которой он говорил, поглотить его.
- Прощай Костя, прощай брат. - произнёс Кривой. - Слава, пошли за дровами, нужно проводить его.
Они ушли в здание, оставив меня рядом с Пальцем и лежащей рядом, без сознания, Мизуменой. И если страдания Кости уже закончились, то её мучения только начинались. Я снял со жрицы её длинный кожаный плащ, а с трупов наших врагов я собрал ремни, поднял один из луков, и принялся привязывать жертву моих будущих пыток, к решетке окна первого этажа.
Она стояла, широко расставив ноги, подняв и раскинув руки в стороны, которые я привязал ремнями к прутьям решетки. Её щиколотки, я привязал к концам лука, тем самым, не давая ей свести ноги вместе. Окно располагалось довольно низко от земли, что было мне только на руку, и ещё один ремень я продел через самый низ решетки, который словно опоясывая, удерживал её за талию.
Она очнулась, когда я затягивал последний, поясной ремень, со страхом в глазах посмотрела на меня, а потом начала торговаться за свою никчёмную жизнь.
- Любые вопросы, любые ответы. - начала она. - Всё что угодно, только отпусти.
- Где твой амулет? - задал я первый вопрос.
- На шее, на шее висит. - мгновенно ответила жрица.
Я рванул в разные стороны края её рубахи, больше похожей на советскую гимнастёрку, времён второй мировой, но с рядом частых, металлических пуговиц, которые с треском разлетелись по сторонам. На её шее и правда, висел амулет. Такая же костяшка, как и у бойцов полковника.
- Где ещё? - спросил я её.
- У меня только этот, клянусь...
Она не договорила. Стараясь не отправить её снова в нокаут, я, кулаком, свернул ей нос на бок. Под хруст хрящей и визга этой мрази, из её сломанного носа хлынула кровь, заливая обнажённую грудь.
- Тебе в любом случае будет больно. - обратился я к ней. - Но если ты будешь врать, боль будет невыносимой. Где второй амулет?
- Левый ботинок. - ответила она.
Я снял с неё невысокий ботинок, в который, как и у младшего Егорова, был вшит защитный амулет.
- Теперь рассказывай. - приказал я ей.
- А может ты сам? - словно заигрывая, предложила Мизумена.
За это предложение, она получила сильнейший удар в живот, от чего она попыталась согнуться, но привязи не дали ей это сделать. Когда её крик превратился в стон, я пояснил причину своего удара:
- Не пытайся организовать мне встречу со своей Госпожой. Когда придёт время, я лично поговорю с ней, а не через твою голову...