— Не получилось у нас посиделок, Семен Иулианович, — смущенно сказал Точкин.
— Это почему же? — удивился управляющий.
— Видели, какими сумрачными уходили саперы.
— Не сумрачными, а задумчивыми, о судьбах людских размышляли. Это хорошо. Вы же им не танцульки обещали, — заключил Скирдов. — Откуда этот электрик?
— Из управления Носова, — подсказал секретарь комитета комсомола.
— Так. — Скирдов постучал пальцами по столу, кивнул Юркину на телефонный аппарат: — Работает?
— Да. Местный.
— Нельзя ли поймать по нему Носова?
Через минуту Генрих передал трубку Скирдову.
— Юрий Носов, почему игнорируете солдатские посиделки?
— Я не сапер.
— Они для всех пригодны. Вы знаете электрика Якова Тереньевича? Знаете. Зайдите завтра с ним в управление. Да, после работы. — Потом обратился к приезжим офицерам: — Заметили, как пристально разглядывали вас саперы? Может, продлите частный визит, встретитесь с бывшими воинами других родов войск? Всем хочется знать, чем дышит сейчас родная армия. Мы ведь не напрасно именуем нашу стройку Внутренним пограничным округом…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На площадке Алюминстроя высадился десант проверяющих. Так, походя, обронил фразу Юра Носов, и она распространилась по тресту. Потом потекли подробности. Комиссию возглавлял секретарь крайкома партии Венчлава, в нее входили представители крайкома, крайисполкома, горкома, министерства.
Но скоро разговор о комиссии начал затухать. Возможно, потому, что она действовала не по стандартам: не требовала от руководителей треста, парткома, постройкома объяснительных записок, справок, не занимала кабинетов начальства в тресте и строительных управлениях, не таскала за собой сопровождающих. Высокие представители словно растворились среди массы строителей.
Магидов, возвратившийся из отпуска, вообще не слышал о комиссии и получил (опять же выражение Юры Носова) «втык» от Виноградского.
— Что делает комиссия? — спросил Евгений Георгиевич.
— Какая комиссия?
— Да ты что, с луны свалился?! — взъелся Виноградский и бросил трубку.
А через минуту Виноградский уже мчался в трест. Его обескуражило поведение комиссии: миновали главк, осели прямо в тресте. Надеялся на Магидова, а у того еще курортные впечатления не выветрились из башки. Придется говорить со Скирдовым, чего Евгению Георгиевичу крайне не хотелось.
Виноградский распахнул дверь пустого кабинета управляющего, сел за стол. Через некоторое время в двери показалась растерянная секретарша.
— Где Скирдов? — спросил Виноградский.
— У секретаря парткома.
— Одни или с приезжими?
— Не знаю, Евгений Георгиевич, позвать?
— Не надо…
Время шло. Виноградский мрачнел. Он уже не помнил случая, когда пребывал в роли ожидающего. А что, если управляющий вообще не появится? Что подумает та же секретарша? Идти к Таранову? Только этого и не хватало… Тяжело бремя руководителя. На тебя все время нацелены десятки глаз, ничто не останется незамеченным. Каждый твой шаг, поступок, каждое движение, речь, поза, взгляд, улыбка — все имеет цену. Вот взять бы и запросто уехать в главк, нелепо же сидеть без дела в пустом кабинете. Но ведь доложат: был. А зачем приезжал? Почему ни с кем не встретился? Дурацкой положение… Виноградский раскрыл блокнот на чистой странице.
Вошел Скирдов, независимо, даже с налетом досады проговорил:
— Никто не предупредил, Евгений Георгиевич.
— По пути. Ездил к строителям элеватора, погонял как следует, а сейчас использовал паузу для зарубок в блокноте.
Закрыл записную книжку, сунул в карман. Ждал, что Скирдов начнет докладывать о работе комиссии, но тот спокойно сидит, смотрит по сторонам, будто все происходящее в тресте его не трогает. Виноградский уже начал чувствовать, как у него подергиваются какие-то жилки на висках, под глазами. Ну, посмотрим, у кого выдержка крепче. Черт суконный, ни один мускул не дрогнул. И молчать дальше нельзя.
— Созданы все условия для работы комиссии? — не выдержал Евгений Георгиевич.
— Какие условия вы имеете в виду?
— Да вы что, с луны свалились? — возмутился Виноградский. — Где секретарь крайкома, представители из министерства, горкома?
— Не знаю.
— То есть как это не знаешь? — поразился Виноградский.
— Они в сопровождающих не нуждаются.
— Но ты в этом нуждаешься. Неужели тебе безразлично, где и что они будут делать, что смотреть?
— Что увидят — все наше.
Виноградский растерялся: что творится на этом свете! Действительно не знает? Или не хочет говорить? Или решил, что ему терять нечего? Если бы последнее. А вдруг хитрит, петляет, расставляет сети для других? Не зря говорят: в тихом омуте черти водятся. На всякий случай решил мирно закончить этот разговор.