— Ну смотри, Семен Иулианович, проверяют-то тебя.
— И вас, — подсказал Скирдов.
— Безусловно, — согласился Виноградский, но тут же многозначительно добавил: — Мы за все стройки края в ответе. — И взялся за шапку…
Вскоре после отъезда Виноградского к управляющему зашел Магидов, возбужденный, рассерженный.
— Семен Иулианович, что происходит в тресте? Приехали представители министерства, крайкома партии, только что был первый заместитель начальника главка, а я даже не знаю об их намерениях.
— И я тоже.
— Играете со мной?
— Мне сейчас не до игрушек, Андрей Ефимович. Включайтесь в работу. Помогите Барцевичу, он сейчас один в двух лицах.
— Зачем выгнали Вараксина?
— Не выгнали, а перевели.
— И посадили на его место бездарного человека.
— Смотря с чьей колокольни взирать.
— У нас одна колокольня.
— Ну, значит, колокола разные.
Вошла секретарша:
— Андрей Ефимович, вас просят срочно позвонить в главк товарищу Виноградскому.
Управляющий показал на телефон, но Магидов предпочел отказаться:
— Я со своего.
Андрей Ефимович снял трубку, ему ответили грубо:
— Держи, я говорю по другому.
Магидову пришлось держать трубку долго: Евгений Георгиевич кого-то отчаянно распекал. Наконец Андрей Ефимович почувствовал рокот своей мембраны.
— Ну, проснулся? — басил Виноградский. — Когда толком доложишь, что у тебя там делается?
— Позвольте к концу дня.
…Магидова познабливало в машине: ничего толкового о комиссии он так и не узнал. Проверяющие лазили по снегу между колоннами очередного электролизного корпуса, беседовали с инженером по технике безопасности, с бригадиром кровельщиков Муромцевым, с тетей Пашей в подвале, где составлялись краски для отделочников, с секретарем партбюро Точкиным, встречались в бытовках с рабочими, заходили в красные уголки, в общежития рабочих. Но только слушали, только расспрашивали, не делая никаких выводов.
А материал для проверяющих обилен: стоило Магидову на месяц отлучиться, и план строительства затрещал по всем швам. Надо дать понять комиссии, во что или в кого упирались провалы начала года. И еще. Надо извернуться хоть чертом, хоть дьяволом, но расшевелить поставщиков, добыть стройматериалы, резко повысить плановые показатели.
Магидов зашел в кабинет Виноградского уже бодро. Он рассказал, что знал о действиях высоких представителей крайкома и министерства, а потом выложил свои предложения по спасению плана первого квартала. Разумеется, признался, что без главка, точнее без Евгения Георгиевича, он ничего не мог сделать в прошлом и не сделает в настоящем. Но к удивлению Магидова, последняя фраза не произвела впечатления на Виноградского, как было на банкете; напротив, он навесил кустистые брови на глаза, недовольно пробасил:
— Я ваши прорехи штопать не буду. Недели бы не выдержал на курорте при таком положении дел в тресте.
— Сами же напутствовали, — напомнил Магидов.
— Да, напутствовал, но в главке не все видно, что в вашей печке варится. Наверстывай упущенное!..
Талка два месяца молчала, и вот письмо, полное тревоги, отчаяния:
«Боря, что случилось: устал, заболел, умер? Не могу я жить дальше в таком состоянии. Мы и дома нечасто виделись, но тогда я знала, что ты рядом, что я хоть издали взгляну на тебя. Нахождение в армии тоже придавало сил долготерпению, но сейчас я больше не могу, не могу! Ожидай самых страшных известий…»
А через день пришла телеграмма:
«Перевожусь в ваш институт. Будем с мамой десятого экспрессом. Если можешь — встреть».
От радости, оказывается, тоже можно рехнуться. Что делать, куда их поселить? Кинулся в гостиницы — командировочные ждут очереди. Обратиться к бригадиру Муромцеву: может, приютит у себя на время? Если бы Наташа была одна! А с Микаэлой Федоровной шутки плохи, она привыкла к хорошей квартире, к первоклассным гостиницам.
На двадцать минут опоздал на заседание парткома, а шел прием в партию. Павел Иванович осуждающе посмотрел на меня: недели не прошло, как всех членов парткома обязали являться точно в назначенный час. Я активно поддержал секретаря. Теперь предстал перед старшими товарищами в роли звонаря. И не удивился, когда Таранов задержал меня после заседания.