А строители каждый раз начинают с нуля. И все им мешает: скалистый грунт и подземные воды, жара и холод, дождь и снег, обилие поставщиков и субподрядных организаций, которые могут не только затормозить — остановить строительство. И все-таки… И все-таки главное не в этих исходных данных, главное в консерватизме самих строителей, в нежелании ломать устаревшие традиции, совершенствовать управление производством, внедрять новую и модернизировать имеющуюся технику. Зачем? Все равно ежегодно сверху спускается план, да такой увесистый — только успевай поворачиваться. Где уж тут думать о глобальных проблемах строительства, когда трест, как горной лавиной, придавлен заботами сегодняшнего дня. — Семен Иулианович передохнул, как бы готовясь к тому, главному, к которому он подвел слушателей своим вступлением. — А думать надо, и думать широко, масштабно. Действительно, нам как воздух нужны автоматизированная система управления, сетевые графики, электронно-вычислительная техника и прочее. Но их не внедришь шумовыми эффектами. Напротив, холостые выстрелы, высокопарные слова разлагают уже действующую организацию труда, наносят серьезный урон строительству. И сейчас мы должны смотреть правде в глаза: задание первого квартала невыполнимо. Его грубые просчеты заложены еще в прошлом году. Уважающие себя строители разрабатывают встречные планы при получении годового плана или хотя бы его наметок, чтобы согласовать их с генеральным заказчиком, субподрядными организациями, поставщиками.
Элементарно? Да. Тем не менее прошлогодний план был перекроен на перевале года, и началась самодеятельность: одни объекты консервировались, с других были сняты рабочие, все брошено на пусковой корпус. На автомашинах, поездах, самолетах помчались толкачи выбивать стройматериалы. Начался штурм, переросший в штурмовщину. Частичные успехи заслонили главное, перспективу строительства. Гонка с пусковым корпусом не дала возможности подготовиться к зиме, создать задел для весенних работ. И если, как вы определили, Отто Тенисович, прошлые годы мы шагали твердо, то в этом — хромаем на обе ноги, и неизвестно, когда избавимся от костылей. Призывы к увеличению плана текущего года — дезориентация крайкома и, извините, профанация.
— Я слов на ветер не бросаю! — вскипел Магидов.
— Семен Иулианович, в какой роли ты выступаешь? — с сарказмом спросил Виноградский.
— В своей, Евгений Георгиевич.
— А мне показалось, в роли проверяющего. Чего ж не пресек, не поправил прошлогодние «грубые просчеты»?
— Вы рискнули бы за три месяца дважды ломать годовой план? Пришлось из двух зол выбирать меньшее.
— Не только это, — вступился Таранов. — На встречный подняли всю молодежь, ребята действительно шли, как на штурм. Нельзя было убивать в них высокие идеалы социалистического соревнования: думали, и корпус завершим, и к зиме подготовимся. Плохо думали. Я говорю о себе, Семен Иулианович отсутствовал в период этой ломки. А вот Евгений Георгиевич Виноградский был на месте, мог бы поправить или хотя бы не рукоплескать скороспелым решениям.
Обстановка в зале накалялась, а масло в огонь все подливали. Председатель постройкома треста Закордонец жаловался на недооценку роли профсоюзов и лично его:
— Котируюсь я вроде бы высоко — в треугольнике, приглашают в президиумы, посылают на всякие слеты, встречи, а когда обсуждаются проблемные вопросы — председатель постройкома в стороне… — Он взглянул на секретаря крайкома, Виноградского, проверяющих и, очевидно, решил: двум смертям не бывать, одной не миновать, заговорил резко, подчеркивая слова отчаянной жестикуляцией рук: — Я бы категорически восстал против корректировки прошлогоднего плана, категорически. Но со мной не советовались, поставили перед фактом, перед фактом. А теперь, когда не выполняются социалистические обязательства, с меня спрашивают. Где же логика? Где же логика, товарищ Магидов?
— Да что вам дался Магидов, один я в тресте? — возмутился Андрей Ефимович.