— Ты бываешь у него дома? — после долгой паузы спросила Мара.
— Нет…
Они шли молча. Встречные не могли бы решить, что произошло с этой удрученной парой: размолвка, непредвиденное расставание?.. А вокруг яркие краски, неповторимые запахи весны. Солнечные лучи властно раздвигали облака, обнажая сверкающее голубизной высокое небо. Земля покрывалась острой щетиной травы, клейкие листья трубочками высвобождались от лопнувшей кожуры почек, кроны молодых деревьев отливали бирюзовым цветом, в них чирикали, играли свадьбы воробьи, сновали хлопотливые синицы. Еще немножко влажный воздух был освежающе чист и прохладен.
— Яша, давай посидим, — устало предложила девушка. Она долго не могла подобрать слов теплых, ласковых и вместе с тем категоричных, не оставляющих надежд на какие-то перемены в их отношениях. — Яша… спасибо тебе за чуткость, доброту, сердечность, за все то, что ты сделал для меня. Мне так дороги те весточки, которыми я не перестаю жить и, наверно, никогда не перестану. Но это я все, Яша… Не приезжай больше.
И вновь затянувшаяся пауза. Наконец Сибиркин глухим, отрешенным голосом спросил:
— Мара, тебе Борис давал какой-то повод?
— Нет, Яша, у меня не было даже капли надежды. — Она уронила голову на руки, тихо произнесла: — Но я люблю его…
Наконец Мара распрямилась, взгляд робкий, печальный. Она повторила:
— Прошу тебя: не приезжай больше.
— Мара, я счастлив тем, что сижу рядом с тобой, дышу вместе с тобой одним воздухом. Не лишай меня этого…
Магидов понимал, что это последняя инстанция, и тщательно выверял каждую строку своего письма. Министерство, куда он обратился, молчит, наверно, переправило его послание в главк, но после направления первого заместителя Виноградского на учебу — дипломатический ход избавления от неугодного работника — этот главк стал для Магидова чужим, холодным домом с заколоченными окнами.
Ну что ж, это, может быть, даже к лучшему: если министерство не желает разобраться с положением дел в Алюминстрое, куда же и обращаться, как не в высший партийный орган? Ведь речь идет не только с должностных лицах, затрагиваются основы основ — повышение темпов строительства, досрочный ввод в строй пусковых объектов. Это государственная установка, генеральная линия для всех строительных трестов, главков, объединений, министерств. Он еще раз прочитал содержание письма и с облегчением вздохнул: оно было очищено даже от намеков личной неприязни к кому бы то ни было, только работа, только партийный подход к делу, только защита установок директивных органов.
Магидов опустил конверт с красной пометкой «авиа» в ближайший почтовый ящик, завернул в свою поликлинику, сослался на недомогание, получил бюллетень. Эта охранная грамота освобождала его от появления в тресте. По пути купил кое-что из еды и напитков, сложил в холодильник и вновь оказался в плену своих размышлений.
Допустим, что и в высший орган проникли сведения о ненормальных взаимоотношениях среди руководителей треста, о их личных недостатках. Ну что ж, Магидов и сам не отрицает: характер у него не золотой. Он требователен, иногда резок, не ищет спокойной жизни, ассоциирующейся у него со стоячим болотом; не все работники стройуправлений его жалуют — он не умеет и не хочет подлаживаться к ним ради завоевывания дешевенького авторитета. Допустим, что туда дошли слухи о семейной размолвке…
Магидов споткнулся о порог столовой, выругался. Пустая квартира угнетала его, шаги отзывались глухими ударами, словно он шагал по гулкому коридору. Купленная в свое время стереофоническая магнитола молчала, набор пластинок с классической музыкой пылился. Правда, эта музыка производила впечатление на гостей да на Марью, у него же не хватало терпения даже одной симфонии Бетховена дослушать до конца. И тех, кто часами просиживал в филармонии на концертах заезжего симфонического оркестра, считал бездельниками. Показуха. Вот какие мы интеллектуалы, обладаем исключительным слухом, необыкновенным чувством вместе с композитором и дирижером сопереживать, искать глубину лиризма или бунтарства, революционного пафоса или личной драмы, раскрываемых музыкой. Он тоже знал краткие аннотации отдельных произведений, мог щегольнуть перед гостями своей эрудицией, но вот в эти тяжелые дни, убивая время, он пробовал, не глядя на надписи, проиграть несколько пластинок, но так и не угадал ни одного автора музыкальных произведений.