— Что, что?
— Я уже сказал.
— Но как-то мотивировали?
— Нет.
Ковригин умолк. В его глубоко сидящих глазах отражалось не то недовольство, не то сожаление о зря потерянном времени. А Павлу Ивановичу подумалось: «Все спешим на передний край — строительные площадки, а о людях, отгороженных конторскими стойками, забываем. Вот сидит старый коммунист Исидор Петрович, наверняка, раздумывает, все ли честно зарабатывают полученные денежки, туда ли идут государственные миллионы, но начальство и партийное руководство его мнением не интересуется. И сам он привыкает к подобному отношению, пришел только тогда, когда произошло ЧП — рабочие отказались от премий. Вот и еще одно подтверждение формулы Барцевича, начальника производственного отдела».
Павел Иванович не к месту улыбнулся, Ковригин обиделся:
— Не вижу ничего смешного.
— Да, в том, что вы рассказали, юмора мало. Будем разбираться, и не без вашей помощи. Мне вспомнилось другое. Говорят, вы специально подсчитываете затраченное время на пустопорожние разговоры.
— Подсчитываю. На планерках, всевозможных совещаниях, на профсоюзных, даже партийных собраниях и утверждаю: мы злейшие расхитители государственного добра.
— Есть рекордсмены? — с той же улыбкой спросил Павел Иванович.
— Есть. — Исидор Петрович развернул блокнот, объявил: — Данные за прошлый год. Главный, Магидов, — шестьдесят три часа двадцать четыре минуты. Вараксин — тридцать восемь часов пять минут. Управляющий трестом — восемнадцать часов ноль-ноль минут. Заместитель управляющего Стрепетов — семнадцать часов десять минут. — Ковригин споткнулся. Павел Иванович подбодрил:
— Продолжайте, продолжайте.
— Таранов — пятнадцать часов девять минут…
— Исидор Петрович, из чего складывались эти часы и минуты?
— Из-за несвоевременного начала собраний, совещаний, из пустых, бессодержательных речей, повторений, из словесного мусора вроде: «ну вот», «так сказать», «значит», «иначе говоря», «и так далее». — Исидор Петрович посмотрел на секретаря — по лицу Таранова трудно было понять, одобряет он эти итоги или осуждает, но слушает внимательно — и подытожил: — Теперь цифры рекордсменов умножьте на количество слушателей, и вы ужаснетесь астрономическим цифрам безвозвратно потерянного времени. А время — деньги, вы это хорошо знаете.
Таранов поднялся из-за стола, подошел к бухгалтеру, попросил:
— Исидор Петрович, выступите по этому вопросу на ближайшем партийном активе.
— Меня на активы не приглашают.
— Пригласят.
Первое, с чего начал Точкин, — снял с двери табличку: «Кабинет секретаря парторганизации СУ-9». Снял потому, что здесь проводил очень много времени его предшественник, и еще потому, что она невольно ассоциировалась с определением: «кабинетный работник». Потом стал приводить в порядок микробиблиотечку, где хранилась политическая литература, подшивки газет, журналов. За этой работой и застал Бориса секретарь парткома.
— Осваиваете? — спросил Таранов.
— Пытаюсь, — ответил Борис, стоя навытяжку, как делал на пограничной заставе при появлении старшего офицера.
— Да вы сидите, сидите.
Но Точкин не шелохнулся, пока Павел Иванович сам не опустился на стул.
— Воинская выправка у вас осталась, а вот армейские законы начинают выветриваться.
— Как это понять? — насторожился Борис.
— Почему о чрезвычайном происшествии в управлении я должен узнавать от старшего бухгалтера треста?
— Вы о премиях?..
Секретарь парткома волновался, а Борис был спокоен. Да, у Гены Ветрова возникла мысль создать «фонд имени Коли Муромцева». Часть средств из этого фонда должна быть затрачена на установку памятника Коле, остальная — переведена его матери. Вторая причина — негласный протест против штурмовщины. Не такой ценой должны добываться премиальные.
— Значит, бить тревогу по сему поводу не следует?
— Я этого не говорил.
— Вы вообще ничего не говорили, пока вас не потревожили, — с досадой сказал Таранов.
— Дайте мне осмотреться, товарищ секретарь парткома.
— Не дам. Не отпущено нам времени на раскачку, тем более в таких вопросах, как изучение настроения рабочих. Некоторые думают, достаточно составить годовой план строительства, заложить расчеты в утробу электронно-вычислительной машины — и дело пойдет само собой. Дудки! Пока к ним не прикоснется человек, эти цифры мертвы. А о настроении человека ЭВМ ответа не дает, этот ответ должны искать мы, партийные работники.