Фургон внезапно свернул влево. Старое Винеардское шоссе. Она была озадачена тем, что там не было ничего. Она жила в Халловеле всю свою жизнь и знала местность, как своё собственное лицо, разглядывая его в зеркале, как даже маленький прыщ, появлявшийся возле её носа, каждый раз, как у неё заканчивались месячные. И она пыталась вообразить себе, куда дальше поведёт её фургон. К истоку ручья? Там был старый павильон, где много лет назад играл большой джазовый оркестр, под который веселились ещё её родители. Там больше ничего не было. В таком лесу могло что-нибудь произойти. Она изо всех сил вцепилась в баранку, чтобы удержаться от дрожи. «Хватит драматизировать», - снова сказала она себе.- «Подумай о бедных детях». Она посмотрела в зеркало, висящее над лобовым стеклом. Дети сидели тихо, они не галдели и не хулиганили как обычно. Она увидела, что один из них, очевидно, дремал, его подбородок упал на тонкую грудь, у другого отвисла челюсть, которая свободно болталась из стороны в сторону вслед за раскачкой кузова автобуса. Она тут же поняла, что дети были в наркотическом трансе. Мужчина раздал им леденцы, вероятно, содержащие наркотики. Она снова оторвала глаза от фургона и снова увидела в зеркале салон автобуса. Один из мальчиков начал вяло сползать со своего сидения на пол в проход. Она крикнула. Мужчина также увидел, что ребенок начал падать, и поспешил к нему, поймав его прежде, чем тот ударился о пол. Он поднял мальчика, качнул его в руках. Вместо того чтобы посадить его на место, мужчина сел сам, положив ребёнка себе на грудь. Он по-отцовски прикоснулся рукой ко лбу мальчика. Каким же монстром он был, захватив автобус с детьми и накачав их наркотиками.
- Смотри на дорогу, - сказал ей черноглазый малец. Его слова были отчётливы, каждое слово звучало внятно и совершенно. Слишком совершенно. В его голосе прослушивался лёгкий акцент, эхо чего-то древнего, и было очевидно, что английский для него не был родным языком. Она быстро взглянула на него, вызывающе, чтобы показать, что она не каждый раз будет подскакивать, следуя его распоряжениям. У него были чёрные волосы, свитые в маленькие плотные кудри, хорошо подогнанные к его голове, словно шлем. Он был смуглокожим, но с некоторым медным оттенком, словно он слишком долго бывал на солнце. Он мог бы быть кем-нибудь… да, откуда угодно.
Теперь ей нужно было сконцентрироваться на дороге, потому что они ехали по узкой и заросшей тропинке. Плотно растущие деревья образовали низкие арки, через которые автобус проходил с большим трудом. Солнце почти не проникало через густую растительность, и ей казалось, что они ехали по мрачному туннелю. Тень сделала лицо сидящего рядом парня ещё мрачнее, чем раньше. Она чувствовала, как при качке его тело на мгновение касалось её плеча, и это заставляло её дрожать. Она снова посмотрела на себя в зеркало. Около ее правой ноздри вскочил маленький прыщик, который она каждый раз проклинала. Она не заметила его, когда умывалась этим утром. Мигрень, словно кислота, разъедала её лоб. Не могли месячные пройти до того, как ей пришлось сесть за руль автобуса? Ей хотелось кричать, как в детстве, нести всякий вздор, приносящий ей облегчение.
- Куда мы идем? - спросила она, избегая своих мыслей.
- Продолжай рулить, - сказал парень. - Мы почти прибыли.
Она мысленно попыталась увидеть место, куда следует фургон, и снова подумала о том, что будет дальше. В это время, фургон начал круто подниматься в гору, и она почувствовала, как тяжело автобус берёт этот подъем. Она включила низшую передачу, чтобы хоть как-то разгрузить мотор. Старый автобус был с ручной коробкой передач, и все его механизмы стонали, словно от боли в старческий костях.
Она снова представила себе эту местность. На вершине холма дорога круто спускалась в лес и пересекала железнодорожные пути. Она вспомнила, что справа от тропинки должен быть старый хрупкий железнодорожный мост, заброшенный, огороженный колючей проволокой и ржавыми воротами. Поезда из Бостона сюда больше не ходили. Грузовые поезда шли только через Конкорд и Лесингтон в двадцати милях отсюда. Старый мост был узким и ржавым. Он соединял два высоких берега реки Муссок, которая скорее была не рекой, а лишь цепочкой обмелевших луж и ручейком. Иногда на этот мост забирались подростки, разорвав колючую проволоку и сломав ворота. Они там устраивали пивные посиделки и затем бросали в реку пустые бутылки. Она в них не участвовала, но на Халловелских Высотах об этих пивных посиделках ходили целые легенды.
Автобус с грохотом сопротивлялся, словно огромное животное, силой ведомое против его воли. Она надеялась, что автобус развалится или просто сломается. Ей было интересно, что случится, если автобус остановится и больше не заведётся. Она поглядывала на ключ зажигания. Что произойдёт, если вытащить ключ из замка и выбросить его из окна в густую растительность, что по обе стороны дороги? Это сорвало бы их план – то, что бы у них ни было на уме, или она подвергла бы детей и себя ещё большей опасности? Мужчина казался неглупым. Она должна была слушаться его, и надеяться, что по его словам об изменении маршрута автобуса лишь на время – это правда. Она снова глянула в зеркало. Дети вяло сидели каждый на своём месте. Кто-то из них спал, кто-то просто сидел, уставившись в пустоту и хлопая ресницами. «Они – под моей ответственностью», - сказала она себе. - «Я должна о них позаботиться. И мне не следует делать того, что навлечёт на них ещё большую опасность, чем уже есть сейчас». Она ощущала присутствие юноши, сидящего рядом с ней и пахнущего синтетической курткой, которая была на нём. Теперь он что-то искал внутри: оружие? Мигрень кинжалом вонзилась над её правым глазом.
- Мы почти приехали, - сказал юноша.
В его руке снова был пистолет, направленный на неё.
Фургон остановился на вершине холма.
Мужчина, послав парня понаблюдать за детьми, сказал:
- Фургон сейчас развернётся и въедет на мост задом. Ты поедешь за ним.
- Мне тоже развернуться? - спросила она, гадая, сможет ли она развернуть автобус на узком заболоченном месте.
- Нет, просто следуй за фургоном. Когда остановится он, тогда это сделаешь и ты. Фургон будет к тебе передом.
- Это – железнодорожный мост, - сказала она. - И он старый и хрупкий. Выдержит ли он нас?
- Да. Мы недавно его проверили. Мост не настолько узок, как ты увидишь. Здесь ширина в две колеи. Но ехать надо медленно. Это может показаться неудобным и утомительным, колёса будут прыгать по шпалам. Длина моста – где-то триста футов, как ваше футбольное поле.
Она обратила внимание на слово «ваше» - в смысле «не наше». Ей стало интересно, откуда он – у него такой глубокий загар.
Фургон развернулся и дал задний ход, оставив за собой растоптанный кустарник.
- Теперь поехали, - сказал мужчина. - И затем твоя миссия будет закончена.
- Я буду свободна? А дети – что будет с ними?
Он мягко коснулся её плеча:
- Не беспокойся. С ними всё будет хорошо.
Она последовала на мост за фургоном. Когда колеса запрыгали по деревянным шпалам, автобус затрясло. Она кинула взгляд в сторону, и увидела, как высок был этот мост, наверное, сто пятьдесят футов или даже больше. Ощущение высоты усиливалось прозрачными промежутками между шпалами. «Наверное, каждый переходящий этот мост, должен следить за своим шагом», - подумала она. - «А то, ненароком можно провалиться между ними». Она аккуратно вела автобус, над железнодорожной колеёй, по трухлявым шпалам, над разинувшей свою пасть пропастью. Однако вертикальные стальные конструкции моста выглядели жёстко, обеспечивая ощущение безопасности. Её нога чуть касалась педали акселератора, чтобы выдержать дистанцию от впереди идущего фургона.
- Замечательно, - сказал мужчина. - Замечательно.
Наконец, фургон остановился, и она включила нейтральную передачу. Перед её глазами за ущельем было старое здание павильона. Заброшенная постройка, перекошенная от времени и эрозии, словно замёрзший пьяный, сидящий на краю земли, к которой и вёл этот мост. На глаз показалось, что до этого здания было расстояние в три или четыре футбольных поля.