Мистер Энтуисл взглянул на собеседницу с несколько большим интересом. Он подумал, что она и сама далеко не глупа.
— Насколько я знаю, вы пробыли с миссис Ланскене несколько лет?
— Три с половиной года.
— Вы… э… были компаньонкой и… м-м… присматривали за домом?
— О да. На мне была почти вся готовка, я очень люблю готовить. Ну, еще пыль смахнуть и другая легкая работа по дому. Никакой черной работы, разумеется. Для этого два раза в неделю приходила миссис Пэнтер из деревни. Видите ли, мистер Энтуисл, я не допустила бы, чтобы меня считали прислугой. У меня самой была маленькая чайная, но все пошло прахом во время войны. А такое милое было заведение, называлось «Под ивой». И у меня всегда была легкая рука на кексы и ячменные лепешки. Но в войну я со своей чайной обанкротилась и потеряла те небольшие деньги, которые мне оставил папа и которые я вложила в это дело. Что мне оставалось? Я ведь никогда ничему не училась. Вот я и пошла в компаньонки, и мы с миссис Ланскене сразу зажили душа в душу. Но как я любила свою милую маленькую чайную! — Мисс Джилкрист печально задумалась, но тут же встряхнулась:
— Но, право же, я не должна отнимать у — вас время разговорами о себе. Полицейские были очень внимательны и добры. Инспектор Мортон такой любезный человек. Он даже устроил так, чтобы я могла пойти и переночевать у миссис Лейк, дальше по дороге, но я считала своим долгом остаться здесь и присмотреть за всеми прекрасными вещами миссис Ланскене. Они, разумеется, увезли тело и заперли дверь спальни, а инспектор оставил на всю ночь полисмена в кухне, знаете, из-за разбитого стекла, кстати сказать, сегодня вставили новое. Так о чем это я? Значит, я сказала, что прекрасно проведу ночь в моей собственной комнате, хотя, по правде, я все же загородила дверь комодом и поставила большой кувшин с водой на подоконник. Если это действительно какой-то ненормальный…
Энтуисл быстро вставил:
— Инспектор изложил мне все основные факты. Но, если вам будет не очень тягостно рассказать кое-какие подробности… Миссис Ланскене, насколько мне известно, вернулась с похорон позавчера поздно вечером?
— Да. Я заказала такси, чтобы встретить ее на станции, как она распорядилась. Бедняжка ужасно устала — и это так естественно! — но в общем-то была в очень хорошем настроении.
— Да, да. Рассказывала она о похоронах?
— Очень мало. Сказала только, что в церкви было много народу и масса цветов. Да, еще она жалела, что не увидела своего другого брата, Тимоти, кажется?
— Да, Тимоти.
— По ее словам, она не видела его больше двадцати лет и надеялась встретиться с ним на похоронах. Она вполне понимала, что ему, пожалуй, действительно было лучше не приезжать. Правда, приехала его жена, которую миссис Ланскене всегда терпеть не могла… о, простите, мистер Энтуисл, это у меня просто сорвалось, я вовсе не хотела…
— Ничего, ничего — успокоил ее юрист. — Вы ведь знаете, я не член семьи, и, кроме того, мне известно, что Кора и ее невестка никогда особенно не ладили друг с другом. Больше вам ничего не запомнилось из того, что она говорила?
— Если вы имеете в виду предчувствие, мистер Энтуисл, то ничего такого не было. Наоборот, она была прекрасно настроена, если не считать усталости и… печальных обстоятельств. Миссис Ланскене спросила меня, не хочу ли я поехать на Капри. Подумать только, на Капри! Конечно, я сказала, что это было бы просто замечательно, а она объявила: «Мы поедем туда!» Я поняла, прямо мы об этом, естественно, не говорили, что брат оставил ей ежегодный доход или что-то вроде этого.
Мистер Энтуисл утвердительно кивнул.
— Бедняжка! Ну что же, я рада, что она хоть получила удовольствие, когда строила всякие планы. — Мисс Джилкрист помолчала и уныло добавила:
— Теперь-то я уже никогда не попаду на Капри.
— А на следующее утро? — поторопился вставить мистер Энтуисл.
— На следующее утро миссис Ланскене чувствовала себя очень плохо. Она сказала, что не спала всю ночь и что ее мучили кошмары. К ленчу ей не стало лучше, и она решила принять пару таблеток снотворного. А меня послала в библиотеку в Ридинг. Я уехала на автобусе, и… это был последний раз. — Мисс Джилкрист зашмыгала носом. — Она, должно быть, крепко спала, инспектор уверяет, что она не успела ничего почувствовать.
— Не упоминала ли она о ком-нибудь из своих родных конкретно?
— Нет, нет. Вот только насчет брата Тимоти.
— А о смерти своего брата Ричарда? О причине и так далее?
— Но ведь он, кажется, болел, — неопределенно высказалась мисс Джилкрист. — Хотя, признаюсь, я удивилась, услышав, что он умер. Он выглядел таким крепким.
Мистер Энтуисл вздрогнул от неожиданности.
— Вы видели его? Когда?
— Когда он приезжал сюда к миссис Ланскене. Это было, дай бог памяти… примерно недели три назад.
— Он гостил здесь?
— О нет. Просто приехал к ленчу. Миссис Ланскене не ждала его. Насколько я могу судить, там в прошлом были какие-то семейные неурядицы. Она сказала мне, что они с братом не виделись много лет.
— Она знала, что он болен?
— Да, это я хорошо помню. Потому что я подумала, только подумала про себя, вы понимаете, уж не страдает ли мистер Эбернети размягчением мозга. Моя тетя…
Собеседник ловко обошел вопрос о тете.
— Что заставило вас подумать о размягчении мозга? Что-нибудь сказанное миссис Ланскене?
— Да. Миссис Ланскене сказала что-то вроде: «Бедный Ричард, смерть Мортимера ужасно состарила его. Он совсем одряхлел. Все эти фантазии насчет преследования и что кто-то мало-помалу отравляет его. Со стариками это случается». И она была совершенно права. Эта моя тетушка была уверена, что слуги пытаются ее отравить, и кончила тем, что ела только вареные крутые яйца.
Мистер Энтуисл не вслушивался в сагу о тетушке мисс Джилкрист. Он был глубоко озабочен.
Когда мисс Джилкрист остановилась, чтобы перевести дух, он поинтересовался:
— Полагаю, миссис Ланскене не приняла все это чересчур всерьез?
— Нет, нет, мистер Энтуисл, она все прекрасно поняла.
Этот ответ встревожил юриста еще больше. Действительно ли Кора Ланскене поняла, в чем дело? Быть может, не сразу, а несколько позже. Не поняла ли она все слишком хорошо?
Мистер Энтуисл прекрасно знал, что Ричард Эбернети никоим образом не страдал старческим слабоумием. Ни о какой мании преследования у него не могло быть и речи. До последнего момента он оставался тем, кем был всегда: деловым человеком с трезвым и холодным умом. В этом смысле его болезнь ровным счетом ничего не изменила. Странно, если он говорил с сестрой на такую тему и в таких выражениях. Но, быть может, Кора с ее детской проницательностью сама поставила все точки над «i»? Во многих и многих отношениях, размышлял Энтуисл, Кора была самой настоящей дурой. Она была неуравновешенна и отличалась какой-то инфантильной прямотой и беспощадностью. С другой стороны, она, подобно ребенку, могла порой инстинктивно увидеть правду, скрытую для других.
Мистер Энтуисл вздохнул и осведомился, что мисс Джилкрист известно о завещании Коры. Та сразу же ответила, что завещание миссис Ланскене хранится в банке. Он настоял, чтобы компаньонка взяла небольшую сумму на текущие расходы, и обещал поддерживать с ней связь. Не согласится ли мисс Джилкрист остаться в коттедже, пока не подыщет себе новое место? О, конечно, конечно, ее это вполне устраивает.
Перед уходом Энтуислу еще пришлось полюбоваться картинами покойного Пьера Ланскене, развешанными в маленькой столовой. В основном это были изображения «обнаженной натуры», поражавшие почти полным отсутствием у живописца всякого таланта и в то же время его склонностью тщательно вырисовывать даже самые мелкие детали. Энтуисл только содрогнулся. В конце ему были продемонстрированы этюды маслом кисти самой Коры Ланскене.
— Полперро, — с гордостью произнесла мисс Джилкрист. — Мы были там в прошлом году, и миссис Ланскене была очарована его живописностью.
Мистер Энтуисл признал, что миссис Ланскене действительно вкладывала в живопись всю душу.