Такое его поведение можно объяснить — правда, лишь по прошествии многих лет — недостаточным его интересом к жизни двора и тем, что помимо дворовых развлечений, у него, вероятно, было нечто свое, более для него важное.
И хотя многие называли себя его друзьями и даже ссорились — кто, мол, ближе к нему, — весть о Федькином отъезде пришла совершенно неожиданно и всех ошарашила: как-то вечером к телефону подошла его младшая сестра и на просьбу позвать к телефону Федю ответила, что его нет, он живет теперь в Ленинграде, учится там в училище, на моряка, и приедет только к ноябрьским, на парад, — ну и немножко побудет дома.
Его ждали, просто-таки караулили, надоедали его домашним, а он умудрился возникнуть опять-таки неожиданно и с таким видом, будто никуда и не уезжал.
Тогда на месте недавно снесенного дома ребята устроили спортивную площадку: натянули волейбольную сетку, достали даже откуда-то большой стол, ставший пинг-понговым.
Играли плохо, неумело, но с азартом — за исключением, правда, Лены, занимающейся в спортивной секции.
Высокая, длинноногая, с правильными, чуть резковатыми чертами лица, всегда почему-то нахмуренная, пасмурная, она, не произнося лишних слов, вставала у сетки, придерживая согнутой в локте рукой волейбольный мяч, — ждала, когда соберется команда.
А потом она высоким властным голосом кричала: «Пас!» — и летела, выгибаясь в плавном прыжке вверх, к мячу, била по нему с силой и казалась в эти моменты еще выше, тоньше, стройней.
Человек, умеющий что-либо хорошо делать, естественно, вызывает уважение. Лена, несмотря на свою замкнутость, хмурость, пользовалась среди ребят популярностью. Ее игру специально собирались смотреть — приходили даже те, кто был равнодушен к спорту. Эта девочка вызывала интерес еще и потому, что, в отличие от большинства сверстников, уже тогда определила свое будущее: говорила, что поступит в институт физкультуры и станет тренером.
Она уже в то время являла собой законченный цельный образ, что сказывалось и в одежде, и в манере себя вести: самолюбивая, гордая, даже, может быть, жесткая, — она выбрала цель и намерена была ее достигнуть.
Для нее встречи с дворовыми ребятами у волейбольной сетки не были, как для других, отвлечением, забавой: она уже научилась ценить свое время и считала, что, даже играя с плохими партнерами, продолжает совершенствовать свое умение.
Вот и в тот раз она летела, выгибалась, прыгала, притягивая мяч своей ладонью, как магнитом, раздраженно вглядывалась в тех, с кем ее разделяла сетка, но не испытывала, кажется, особой приязни и к тем, кто играл рядом с ней.
На ней были синие узкие брюки, синий свитер, у горла обведенный широкой белой каймой, а волосы она перевязала туго-туго, чтобы не мешали, — к слову, волосы были главным ее украшением, и она вправе была ими гордиться.
Все были так поглощены игрой, что не заметили, как появился Федя. Он присел на край скамейки и тоже стал смотреть.
Но парень, играющий в одной команде с Леной, его увидел — увидел флотскую форму, загорелое Федькино лицо — и, одним прыжком перелетев проволочное заграждение, кинулся к нему с радостным воплем:
— Федька, Федька приехал!
Игра остановилась, все, и играющие, и зрители, столпились, желая получше Федьку разглядеть, а может, даже и пощупать — он ли, в самом ли деле? — так что на площадке осталась одна только Лена, придерживая согнутой в локте рукой свой волейбольный, вдруг переставший кого-либо интересовать мяч.
Если бы оказался в тот момент некий наблюдатель, сумевший подняться над ребячьей толпой, он бы поймал взгляд, которым обменялись те двое: один, окруженный друзьями, почитателями, и другая, оставшаяся совсем одна. Наверно, по одному этому взгляду можно было бы уже кое-что предвидеть.
Но подобных прорицателей из числа сверстников Феди и Лены не оказалось, и потому двор был ошеломлен, когда несколько дней спустя эти двое появились вместе с таким видом, точно были давным-давно дружны, и вообще им, знаете ли, некогда — у них свои дела.
Хотя такой оборот дела и подействовал на знакомых, друзей и почитателей Феди точно удар тока, на какой-то момент совершенно их парализовавший, тем не менее от их внимания не ускользнули некоторые детали, над которыми они имели возможность поразмышлять.
Можно было отметить, что, во-первых, Лена-спортсменка чуть ли не впервые показалась во дворе не в своих обычных спортивных синих брюках, а в юбке, расклешенной, высоко открывающей ее прямые, стройные, хотя, по мнению некоторых, и чересчур худые ноги. А во-вторых, она распустила волосы и, кажется, слегка их завила. Что касается ее спутника, то он был в новой флотской форме, но впечатление портило, как многие утверждали, выражение его лица: как бы обмякшее, поглупевшее, растерянное. Он шел и улыбался — чему?..