Такое в семье Рогачевых вероисповедание сложилось. О дружбе, о ее ценности, важности они проповедовали и вокруг. И тем острее, больнее переносили свои разочарования.
Пустоты заполнялись впоследствии, но каждый раз очередное исчезновение тех, с кем сблизились, как крах воспринималось. И даже если вины за собой не ощущали, что-то в ссорах таких было позорное. Собственная наивность казалась стыдной, со стыдом вспоминалась былая доверительность, да и в поспешности, с которой теперь обнаруживались вдруг недостатки бывших приятелей, тоже проглядывало нечто унизительное — для обеих сторон.
Так и возлюбленные расстаются, нередко со взаимной брезгливостью. А все почему? Люди не умеют другому прощать того, в чем сами тоже повинны. И не учатся, не желают учиться. Даже страх одиночества отступает перед нашим упрямством.
Валентина, размышляя, все больше сердилась: и черт с ней, со Светкой. Есть Маша, Дуся, Нина… во сколько! Но — почему? Странная, странная… А может, в самом деле что-то случилось у нее? Надо зайти, спросить — а вдруг по уху ни за что ни про что получишь? Вот ведь как измаешься — из-за ничего. Чьи-то взгляды косые, прищуры, губы поджатые — и думаешь, припоминаешь, сходишь с ума.
Странные, все мы странные… Кто бы нас надоумил? Кто бы пожалел, вник, отчего мы сами так себя терзаем, так портим свою жизнь. От начала и до конца, любую жизнь, и достойную, и завалящую, и полную всяческих свершений, и тихонько-скромную — и у всех, у каждого столько мусора накапливается, что не разгрести. Зажмите нос, рот захлопните — на-чи-най-те!
Валентина шла и то тому, то другому кивала. Ее знали, любили в их околотке. А почему не любить? Она улыбалась, приветливая всегда бывала. А вдруг не любили? Но за что? Да нашлось бы при желании… Валентина плечами передернула, сбилась с ровного шага. Но зачем — в ней всплакнуло жалконько — зачем вы меня не любите? Давайте друг друга любить!
В этот момент новенький беленький «жигуленок» проскочил мимо, въехав в лужу, и обдал шедшую но краю тротуара Валентину брызгами грязной воды. «Ах, поганец!» — она завопила. «Жигуленок» уже умчался. «Поганец, — она повторяла, — поганец!» — чувствуя, как ни странно, что с этими криками к ней возвращается обычная ее бодрость, жизнерадостность, уверенность в себе.
Света Кузнецова, войдя в подъезд, хотела было оглянуться, окликнуть Валентину, но что-то удержало ее. Сколько можно в конце концов набиваться! Она звонила и не заставала Валентины, а та ей не перезванивала, хотя наверняка ей передавали. А может, нет?
Света помедлила у лифта: не нагнать ли Валентину? И поморщилась. К чему столько усилий, когда все наладится само собой? Рогачевы — люди добродушные — и другим и себе легко промахи прощают. Но легкость эта и задевает и кажется вдруг подозрительной — почему-то, а?
Света открыла ключом дверь своей квартиры. Двенадцатиэтажный, четырехподъездный блочный дом. Квартиры двух- или трехкомнатные. Окна выходят либо во двор, либо на проезжую часть. П е й з а ж а нет. А когда вечерами зажигается свет, в окнах видно, что люстры у многих одинаковые. Как-то Света подсчитала: только в их отсеке девять светильников под круглым зеленым абажуром, купленных в магазине «Ядран». Она тоже хотела такой, да не досталось. Но это все, конечно, чепуха. А что важно?
Люди в большинстве своем потому так друг с другом схожи, что постоянно трутся вместе, постоянно что-то обсуждают, не самое, мягко говоря, существенное, не успевая накопить, обдумать, ч т о сказать да к а к. И слово и мысль обесцениваются, а до поступка и подавно дело не доходит.
И разве в толпе, впритирку, думать самостоятельно научишься? И насколько нецелесообразная растрата времени — эти посиделки, болтовня. Но, с другой стороны, необходимость, важность общения — одна из самых дорогих человеческому сердцу иллюзий. Ею утешаются, когда больше нечем себя ободрить, а периодически взбадриваться надо, надо.
Ах, дружба — до чего же нежный цветок! Сколько хлопот, сколько времени уходит на доказательства бескорыстия отношений! Чтобы в случае чего было кому поплакаться в жилетку. Иначе какое имеешь право обижаться на тех, кто мимо мчится по своим делам?
И вот отмечаешь дни рождений, другие праздники, так как оказаться в вакууме — позор. По общепринятому мнению. Не многие смельчаки отваживаются на подобное. Да и зачем?
Света Кузнецова открыла холодильник, вынула из банки консервированный огурец, надкусила. Но как трудно мириться с чужими недостатками! Знаешь, что придираться неразумно, и все равно… Все мы, люди, друг на друга похожи, но, случается, очень раздражают и крохотные отличия. Рогачевы — чудесные люди. Приветливые, легкие. Уж эта их легкость… Легкомыслие, безответственность соседствуют с ней очень близко. Да и не равнодушием ли тут попахивает! Улыбаться всем подряд — не притворство ли?