Приехать ему не позволила. По междугороднему, чем ближе, тем хуже слышимость, и Колосов, через свист и треск, еле разобрал, что она ему втолковывает, но сам ее тон не оставлял вопросов: она решила, что ей так лучше, не надо, чтобы он был там с ней. Оставайтесь, мол, вместе с сыном дома, а мне не до вас теперь.
«Может, все же следовало приехать?» — еще раз совершенно уже бесполезно спросил себя Колосов. Жена села за стол напротив. Усталое, чужое, занемевшее лицо. Колосов подумал: скорей бы. Сын вышел, а жена все не плакала. Колосов попытался вообразить лицо мертвого тестя.
Хоронить близких ему еще не приходилось. Даже бабка по отцовской линии, девяностолетняя, все еще была жива, деда же и родителей матери он плохо помнил. А тесть жил вдалеке. Полтора часа самолетом, сутки поездом. Полдома с осевшим фундаментом, подгнившие переборки. О переезде в Москву тесть не хотел и думать.
Колосов привык к беспокойству жены, ее испугу при поздних телефонных звонках, и в тот раз, когда она, схватив трубку, побелев, закричала, поймал себя на мысли, что это уже было — не могло не быть.
Они жили дружно. За восемь лет так крепко приладились, что не тяготились, когда молчали, а говорили друг другу именно то, что хотелось сказать. Первоначальную свою влюбленность они до конца не изжили, но завязалось уже и более надежное, длительное; родственное душевное тепло. Оно давало свободу обходиться без ухищрений и для обоих являлось тайной гордостью. Хвастаться тут, они понимали, рискованно, ведь при осечке злорадная реакция обеспечена.
И Колосовы понапрасну окружающих не искушали, держались как самые что ни на есть обыкновенные, все в меру, и не красавцы, и не умники, и не уроды, и не дураки.
Счастливое это было свойство — не выделяться. Сам Колосов, его жена овладели им настолько, что уже не доставляло труда произносить фразы, мгновенно истаивавшие из сознания собеседников, никогда никого не вынуждали оборачиваться им вслед, безошибочно выбирали то, что признавалось самым распространенным — мебель в квартире, галстук, запах духов. Случалось иногда, что и сами они утрачивали друг для друга отличительные приметы, и, чтобы не обознаться, приходилось притормаживать, даже и ссориться иной раз, выяснять, что называется, отношения без серьезного повода, а скорее ради закреплений.
Жили они в районе новостроек, неподалеку от метро, где станции сооружали уже без «излишеств», а на месте пустырей втыкали прутики молодняка, предварительно вырубив сады, старые кряжистые деревья.
Колосов, как большинство его знакомых и незнакомых, трудился с ощущением, что завершит рабочую неделю воскресенье. Планов рождалось множество: пойти, к примеру, в гости или позвать гостей, сходить в кино или остаться у телевизора, прогуляться до парка с семьей или с газетами развалиться в мягком кресле. Предвкушение отпуска вызывало еще более сладостные мечты: воплощалось же, разумеется, то, что являлось для Колосова, как и для большинства, реальным.
Жена Колосова была идеальной спутницей своего мужа. Не возникало у нее таких интересов, таких желаний, которые он не мог бы удовлетворить. Шутки Колосова либо глубокомысленные его рассуждения не вызывали в ней той подозрительной, плохо скрытой издевки, что мелькает иной раз в глазах других жен. Кроме того, она обладала физической выносливостью, без которой трудно приходится современной женщине. Дотащить тюк белья в прачечную, а на обратном пути тяжеленную сумку с продуктами, забежать среди дня в парикмахерскую и вихрем оттуда вернуться не уличенной начальством, с вечера сготовить борщ, а чуть свет приняться за глажку, считаясь при всем том специалистом в области, скажем, кораблестроения, не представлялось ей, Тане, чем-то из ряда вон, что и соответствовало действительности.
Таня и сына родила, не прервав экзаменационной сессии. Ничего, конечно, особенного. Другое дело, что ей повезло несказанно: мальчик в яслях редко хворал.
Они с Колосовым обладали завидной организованностью, трезвостью. После свадьбы в положенный им трехдневный отгул затеяли и завершили собственноручно ремонт комнаты, что в ту пору имели. После переклейки обоев, побелки потолка валились на тахту и тут же засыпали, как и положено потрудившимся на славу работникам.
Иной раз нисколько не насмешничая, а вполне серьезно обсуждали они перспективы, откроющиеся перед ними после выхода на пенсию — вот тогда…