Что стало с жителями деревни?.. Может они сошли с ума… Я сделала несколько шагов и оказалась за спиной у старейшины.
— «Явилась! Как раз по времени … — старик обернулся, и я поняла, что он ждал меня. — Вот. За тобой пришел, паршивец …»
Старейшина кивнул на пленника, и я взглянула на него еще раз. Да это же советник Корэнов! Я видела его на своем посвящении, десять лет назад. Он всегда был рядом с самовлюбленными, гомосексуальными девицами — ситалитами, возглавлявшими Орден.
Зарая и Ираминда были теми самыми Коренами вершившими суд над вампирами. Они создали Орден на рубеже тысячелетий, и с тех пор он был главным оружием на страже тайны. Тиберий, как советник и главный судья, всегда был при Коренах, с самого основания Ордена. Он был приемником Ираминды, в его геноме была ее ДНК.
Мне тогда показалось, что мужчина безгранично влюблен в свою создательницу. Но его чувства оставались не востребованы, поскольку эти две эксцентричные дамочки находили традиционные гетеросексуальные отношения весьма примитивными. Девушки предпочитали друг друга, и уже довольно давно, но при этом не старались хранить верность. Ходило много слухов об их интимных похождениях. Это была самая распутная правящая пара, с самыми свободными отношениями в истории. Но в тоже время, Корэны были жестокими и властными ситалитами, сами рьяно следующие законам нашего мира, и контролирующие их соблюдение другими.
— Ты!.. — Тиберий оскалился и посмотрел на меня глазами полными ненависти.
— «Да, не очень он тебя любит, — старейшина опять вклинился в мои мысли. — Этот мужчина пришел убить меня, потому что я дал тебе «Чистое». Он не очень хочет, чтобы ситалиты и вампиры были равны людям».
— Почему? — я посмотрела на Тиберия. — Зачем тебе это?
— Корэнам этого не нужно! — мужчина неожиданно взвыл и отскочил от старейшины, который метнул на него недобрый взгляд. — Нам нужна власть, а если все будут равны… и СМЕРТНЫ!.. Это конец Ордену, конец всему… Ты не должна была сюда идти. Мы несколько столетий истребляем таких альтруистов. Всегда успевали, а теперь… Андрей уже стал человеком… Никто не должен знать!
— Что с Андреем? — у меня сердце чуть не выскочило из груди, ведь я оставила с ним Артема. Если Андрей в опасности, то и Артем тоже…
— Пока его ищут, он исчез, но это вопрос времени. Никто не должен знать, что возможен обратный процесс.
— Но на всех не хватит материала, невозможно будет излечить всех ситалитов! — я выкрикивала слова все громче, пытаясь силой голоса убедить его в своей правоте. — У вас всегда будет послушное стадо!
Но Тиберий не согласился:
— Нельзя допустить даже возможность бунта. Услышав хоть об одном подобном случае, наш мир захлебнется в волнениях.
— «Таких случаев уже два», — вклинился в наш спор старейшина и посмотрел на меня.
Я задержала дыхание и попыталась успокоиться. Об Артеме знают только двое: я и Андрей. Но взглянув на Тиберия, я поняла, что голос старика слышит и он. Мужчину перекосило.
— Уже два?! — он начал меняться, и за секунду преобразился в ситалита, с огромными темными глазами и сверкающим прекрасным лицом.
— Зачем ты сказал?! — я набросилась на старейшину, но меня остановили двое мужчин с аномальной нечеловеческой силой. Они схватили меня под локти и пригвоздили к земле.
— «Потому что только один из вас уйдет отсюда живым», — старик посмотрел на меня слишком серьезно, и я поняла, что он прав: либо я, либо Тиберий. Сегодня в моих руках слишком много судеб.
— «Это пламя требует жертвы, — старейшина подошел к клетке и поднял рычаг. — Вы должны доказать свое право на существование. Мир примет назад только одного».
Я поняла, чего хочет старейшина. Мы должны драться. Но Тиберию много сотен лет, я и в сравнение ему не гожусь. Этот ситалит может убить меня в долю секунды…
— «Сейчас ваши силы равны, — старейшина слушал мои мысли, — победит тот, чья правда сильнее».
Тиберий не слушал речь старика, поэтому, в ту же секунду я оказалась на земле, прижатая весом разъяренного ситалита. Его поврежденная рука молотила меня по лицу, а здоровая, сдавливала шейную артерию.
Я почувствовала, как первобытная ярость захлестывает мое естество. Сейчас я не имела права сдаваться, либо он, либо все дорогие мне люди…