Я сейчас написал много критических статей о Горбачеве не потому, что я питаю к нему какие-то положительные или отрицательные эмоции, а потому, что здесь, на Западе, его стали раздувать до размеров величайшего политического деятеля XX века. Чепуха это! Такие вещи у меня всегда вызывали протест. К Сталину было особое отношение, он символизировал для меня мир зла. И я знал, что мы погибнем и ничего из нашей затеи не выйдет, но моими настроениями владели демонические начала: враг — огромный, масштабный и борьба с этим врагом для меня была адекватной ему…
Антисоветчик, высосанный из пальца
— А как вы пришли в литературу?
— Я не состоял в Союзе писателей, не был профессиональным литератором, и я плевал на принятые литературные каноны и все такое прочее. Чувствуя себя абсолютно свободным, я использовал все литературные средства, которыми располагал: серьезные теоретические эссе, шутки, памфлеты, фельетоны, стихи, анекдоты. Кстати, я был одним из создателей множества анекдотов, появившихся в Москве в послевоенные годы и бытовавших в форме народного фольклора. Часть из них вошла в мои книги.
То. что я созвал, то, что получилось в результате, я называю синтетической литературой. Это не компиляция, не машинальное соединение различных приемов. Это новая форма. Так что с самого начала я сознавал, что творил: мой первый роман социологический по содержанию и синтетический по литературным средствам.
— Что движет вами, литература или политика?
— Политиком я не был никогда. Свою деятельность начинал-как социолог, потом меня бросили в философию, из философии в логику. В логике я добился успеха, международного признания.
— Почему же занялись литературой?
— Трудно объяснить. Просто время пришло, в голове что-то накопилось. Никакой цели перед собой я не имел — мне хотелось облегчить душу. Я потерял контакты с друзьями, оказался в изоляции, в одиночестве, стал разговаривать с самим собой. Позади была прожитая жизнь, и хотелось объяснить свое отношение к обществу, окружению, к определенным жизненным проблемам.
Но расчёта стать писателем, повторяю, у меня не было. Расчета на то, чтобы потрясти мир, вызвать какой-то эффект, принимать участие в диссидентских акциях. Ничего подобного.
Диссидентом я не был, моя жизненная позиция — это позиция крайнего индивидуализма. Теперь, конечно, можно обмысливать, анализировать мои книги, придумывать любую концепцию, но я этого не хочу. Я исхожу из факта: так получилось. Я создал собственную идеологию, отличную от марксизма, от всего того, что было до этого, построил свою теорию советского коммунистического общества. В значительной мере она у меня изложена в «Зияющих высотах». Я стал думать, что, может быть, я первый, кто рассматривает коммунистическое общество не через призму марксистских представлений и прожектов, а как эмпирически данный факт. Профессионал в области логики и теории познания, я знал, как эмпирически нужно исследовать данные явления. И применил выработанные мной логические и философские методы к феномену советского общества.
— Создается впечатление, что «Зияющие высоты» вы писали как бы для себя…
— Я и сейчас продолжаю разговаривать с самим собой. До сих пор я сам себе главный и, может быть, единственный оппонент. Конечно, я общаюсь, разговариваю, полемизирую со многими, какие-то точки соприкосновения, взаимопонимания мы находим, но равноправных партнеров, к сожалению, нет.
— А, собственно, литературное-то творчество интересует вас или по-прежнему не волнует?
— Интересует, но своеобразно. Я пишу книги таким образом, чтобы их можно было читать во всех направлениях. Что это значит? Откройте книгу посередине, начинайте читать. Вам интересно? Считайте, что я достиг своей цели. В моих книгах нет сюжета. Почему так? Поясню. Я писал свои книги в расчете на такого читателя, каким был я сам. А прежде чем самому писать книги, я читал их пятьдесят лет, и у меня, как у читателя, сложились определенные претензии к разным авторам. Ведь читал я их определенным образом. В частности, «Войну и мир». «Братьев Карамазовых», «Тихий Дон», другие великие книги я читал так: брал какой-нибудь кусочек, прочитывал, потом в другом месте читал, а потом уже читал книгу целиком. Таков мой метод знакомства с литературными произведениями. А когда я стал писать сам, я перенес такое отношение к другим на самого себя. Прайда, к такому необычному методу писания я был вынужден прибегнуть еще и по причинам иным. Мне стало известно, что в органы безопасности на меня пошли доносы, дескать, занимаюсь чем-то нехорошим. Установили за мной наблюдение. При такой ситуации каждая страничка могла оказаться последней. Я вынужден был так написать эту страничку или главку, чтобы она была законченным произведением. Поэтому, обратите внимание, все мои книги сконструированы из небольших кусочков, в каждом из которых содержится та или иная оформленная идея. Для меня важен не сквозной сюжет, как в традиционном романе, а некое развитие идей, и главными героями моих литературных произведений являются не люди, а идеи. Люди для меня важны прежде всего как носители идей. Я не являюсь писателем-живописцем в традиционном смысле, я не описываю внешность людей, природу, для меня это несущественно. Для меня главным являются идеи.