Пример этой множественности — феномен Нью-Йорка. в котором сочетаются все мечты и желания человека XX века. Это не город, это новый Вавилон. Я многое и понял и пережил в этом сумасшедшем городе. Я слушал там «Евгения Онегина», на сцене были люди различных национальностей и рас, мелькали желтые, белые, даже красные лица. Ленского пел огромный черный (я разучился говорить негр, это звучит оскорбительно, приблизительно как в России говорить «жид» о еврее); двухметровый черный Ленский — это забавно. Дирижировал изысканнейший японец. Но самое удивительное, что «Евгений Онегин» пелся на русском языке с акцентами всего мира. Вот он — символ открытости. И вот когда я думаю о том, что произошло с русской культурой, меня охватывают три единовременных чувства: гордость за русскую культуру, благодарность Америке и боль.
И я хочу собрать архив на тему «русская и американская культура». Например, в одной книжке очень много фактов американских индейцев и русской культуры.
Сколько русских бизнесменов в США, которых называют американцами русского происхождения, сколько экономистов — американцев русского происхождения, сколько балерунов, музыкантов, композиторов, писателей! Хотите имена художников? Ивлисон. Орлова, Габо, Верстан, Ц, адкин, Лифшиц, еще и еще.
Америка — открытая страна, кровь с тела России течет и в Америку, шлюзы открыты, но шлюзы России, Советского Союза закрыты, все время идет отток, отток, отток, и не по вине американцев. Американцы к этому совершенно равнодушны. Их художники, как Джон Калдер к примеру, живут в Париже, Скандинавии. Мексике, Хемингуэй жил на Кубе. Они разбросаны по всему миру. И Америка не интересуется, вернутся ли они на родиш. Сейчас выпущена книга о «34-х человеках мира в Америке», каждый из них представляет какую-то страну. Йе хочу скромничать, скромность не моя профессия, я горжусь тем, что вошел в эту книгу. От России.
Больше 90 процентов художников, попавших в книгу, имеют мастерские в Америке, но их страны от этого только довольны. Почему? Потому что они имеют мастерские и в своих странах и, по существу, являются дополнительными культурными атташе своих стран в США. Они организуют выставки в Штатах и везут американские выставки в свои страны. Государству не надо тратиться на официальных дипломатов, процесс обмена культурными ценностями происходит стихийно.
И только в России все обрублено.
— Как вы понимаете источники несвободы человека? Откуда они исходят, от государства?
— По-моему, источник несвободы лежит в более глубоких понятиях, чем просто государственное устройство. Источники несвободы лежат в том, что после Возрождения из философии, науки, искусства начали изгонять и сердце человека. Забыли главное пророчество создателя новой науки Ньютона, что Вселенная не есть механизм, что и она все время испытывает потери, влияние других слоев бытия. Попросту говоря, по-моему, самым главным в жизни каждого человека и общества является не то, что на поверхности, не то, что мы видим, а то, что спрятано. С точки зрения мракобесия и религии философия и вообще культура — это инструмент изъятия материальных ценностей для насыщения человеческого тела, чрева. Если так, то философия и искусство перестают отвечать на кардинальные вопросы, бесконечно мучающие нас от рождения, и превращаются в инструмент изъятия материальных и духовных ценностей. В обществе начинает преобладать идея материального обладания, а не духовного совершенствования. Рождается нигилизм, понятый не как течение мысли, а как уклонение от моральной ответственности, вседозволенность, то есть аморальность. Поверьте, я не батюшка-священник, и когда я говорю: мораль, я не говорю: не пейте водку, не смотрите на красивых женщин, аморальность я понимаю несколько иначе, чем повседневное, бытовое о ней представление. Аморальность — это неумение или нежелание понять кардинальную ответственность за себя, за свою судьбу, за свои поступки, за окружающий тебя и людей мир. Идеалист уклоняется от ответственности, ему все дозволено. Это порождает вседозволенность западного художника, западного мальчишки, а иногда и западного политика, для которого достижение практической цели важнее, чем решение нравственной задачи.
Что порождает советского бюрократа? Советский бюрократ, по-моему, освобожден от ответственности принимать личные решения, и поэтому он свободный человек. Западным атеистам все ясно: боженьки нет и все дозволено, а советскому бюрократу по-другому все ясно: начальство решает. Поэтому все дозволено. Солдат спит — служба идет. Это порождает два типа конформизма, один конформизм — соцреализм. Я, кстати, убежден, что соцреализма не существует. Эта «крамольная» мысль была мною очень давно высказана, еще тридцать лет тому назад, а сейчас она стала общепринятой, но поскольку я не Ломоносов, и не Лавуазье, и не Бобчинский, и не Добчинский, я не настаиваю, что я первым сказал «э». Но факт остается фактом: соцреализма нет. Хотите, я сейчас же проделаю эксперимент: вы закроете глаза, я произнесу слово «готика», и вы моментально в уме вычерчиваете прямую линию снизу вверх. Почему так? Потому что готика — это архетип, в ней признак любого устоявшегося стиля. Во всяком случае, в визуальном ряду. А если я произнесу слово «соцреализм», вы начнете думать о некоем социальном явлении и ни в коем случае не увидите знак, потому что соцреализм в действительности не стиль в искусстве, это стиль поведения, это искусство «чего изволите». Соцреализм может быть и абстрактным, не обязательно реалистическим, и если прикажут, то Академия художеств СССР будет называться Академией художеств абстрактного соцреализма. А хотите, сюрреализма.