1975 год. На группу московских художников, устроивших выставку на пустыре на окраине Москвы, были брошены бульдозеры и поливальные машины. Скандал получил международный резонанс. Опозорившиеся власти, спасая свое «лицо», разрешили серию выставок. Таким образом и моя большая картина попала в павильон «Пчеловодство», а еще несколько картин были показаны в Союзе художников.
И вот летом 1977 года один высокопоставленный чиновник сообщил мне, что, если я захотел бы уехать по фиктивной израильской визе на Запад, власти гарантируют мне «зеленый свет».
Дверца клетки приоткрывалась…
Я оглянулся на прожитую жизнь. В конце концов, я доказал и себе и другим, что и в условиях тотального коммунистического гнета можно не терять мужества, можно оставаться личностью, можно делать дело по собственному выбору и вкусу. И хотя была создана такая система, в которой подобные мне не смогли бы и появиться, я не только появился, но и выстоял. И я был не один!
4 октября 1977 года я навсегда покинул Москву. G 21 октября поселился в Париже.
— Олег, попав на Запад, вы стали, что называется, вольным художником, сами отвечаете за свою творческую судьбу…
— Я считаю, что всякая государственная поддержка искусства — это развращение искусства. В любом обществе. Художника кормить государство не только не обязано, но и не должно. И общество тоже. Когда выделяются средства на поощрение искусства, всегда найдутся ловкие люди, которые эти средства получат и убедят всех: сделано благое дело, а истинный художник, не всегда понятный праздной публике, останется в стороне.
Знаете, здесь, на Западе, когда сын заявляет родителям, что он хочет быть художником или поэтом, ему говорят: это не профессия. И я сегодня скажу: нет, не профессия. Это служение! Деньги могут свалиться на тебя чудом. Но скорее всего их не будет. Живопись, искусство — это та область, где ты одинок, ибо художник должен быть свободным. Я бы даже сказал так: ты не должен быть обеспеченным, ты не должен иметь завтрашнего дня. Вот тогда-то и проверяется настоящий талант. И вывезет ли он тебя? Еще раз повторю: общество не должно кормить художника, в очередь к кормушке обязательно встанут не самые талантливые, а самые ловкие.
Вспоминаю такой случай. Когда я вступил в Союз, мне предложили поехать на творческую дачу на четыре месяца, и совершенно бесплатно. В то время я голодал и холодал, но нашел в себе силы отказаться. Я не хотел быть должником этой организации, не хотел ничего брать взаймы. Единственный раз я изменил себе. Для того, чтобы вступить в Союз. Мне навязали заказ от Союза художников, и я заработал на этом тысячу двести рублей.
— Вы ощущали творческую несвободу в Советском Союзе, а чувствуете ли себя свободным здесь?
— Отвечу. Вы знаете, что меня поначалу, быть может, больше всего здесь потрясло? То, что до меня никому нет дела. Хотите одну историю? Мой отец, рядовой член партии, очень верил во все коммунистические идеи, он был замечательным, чистым человеком. За свой партбилет жизнь бы отдал. Так вот, приходит к нему однажды милиционер и спрашивает: «Где работает ваш сын?» — «А что, мой сын ларек обокрал?» — «Нет, не обокрал, — говорит милиционер, — но у нас все работают». — «Так мой сын, — объясняет отец, — работает с утра до вечера» — «Но ведь он должен на что-то жить», — не отступает настырный страж порядка. «А я его кормлю», — не сдается отец. Такой между ними вышел разговор.
А однажды Евгений Евтушенко приехал ко мне с двумя друзьями, знакомит отца: «Николай Иванович, это члены ЦК Итальянской компартии». Мой папа привык видеть членов ЦК только на гигантских фотографиях, как богов, а тут вошли два скромных человека, один смущенно достал из кармана бутылку водки. Я принес из кухни селедку, мы разлили водку, выпили. Показалось мало, и навеселе мы двинулись уже в ресторан. Возвращаюсь домой, а отец говорит: «Слушай, сынок, ты знаешь, где я был? В КГБ! Только вы захлопнули дверь, звонок. Кто был у вас, Николай Иванович? Не знаю, говорю, друг моего сына Евтушенко привел двух членов ЦК. А что, это не члены ЦК? Да нет, говорят, члены, члены. А часто такие к вам ходят? Да, частенько бывают, отвечаю. А те: но ведь здесь Тушино, военные заводы. Отец возразил: так что же теперь моему сыну делать, если вы тут военных заводов понастроили?»
Вот семейная, так сказать, история. Этим людям из КГБ, конечно, было все известно, но им было важно пугать и пугать. Потому что, пока запуганы люди, у КГБ есть власть.