— Вы одна из самых известных писательниц Франции. Как вы к этому относитесь?
— Это меня мало волнует. Я живу довольно однообразной жизнью, вижу не очень многих людей. Не хожу на коктейли, обеды, званые вечера. Паблисити не для меня.
— А для кого?
— Не знаю, для английской королевы…
— Что такое литературная критика по отношению к вам?
— Она меня раздражает. Впечатление такое, что тот. кто пишет обо мне, пишет как бы о другом, даже не открыв моих книг.
— Это касается только французской критики?
— Нет, критики вообще. Со мной всегда так было. Мои книги трудные, если их быстро перелистать, ничего не поймешь. Но бывают и хорошие статьи, приятно, когда чувствуешь, что тебя поняли.
— А можете ли вы назвать имя критика, который, как вам кажется, вас понял бы до конца? Может быть даже из прошлого века. Сент-Бев. например?
— Об этом я никогда не думала. На досуге поразмышляю.
— Когда в 1968 году в «Новом мире» был напечатан ваш роман «Золотые плоды», я помню, все говорили: «Это новый роман, новая литература». Скажите, кто при думал этот термин «новый роман»?
— Один французский критик. Он поначалу был с нами не согласен, но когда снова вышла моя первая книга «Тропизмы» и книга Роб Трийе «Ревность», он назвал эти книги «новыми романами». И так пошло.
— А вы с этим согласны?
— Да. Потому что еще раньше я написала статьи о том, что литература, как всякое искусство, должна менять формы, находить новые сущности. Ведь каждый из нас писал совершенно разные вещи. Мы никогда не встречались и не говорили об этом. Но у нас было одинаковое мнение о том, что литература это тоже искусство, как поэзия, как всякий другой жанр.
— Простите, мне сейчас пришло в голову: а не предлагали ли вы в свое время этим термином перестройку в литературе?
— Это трудно назвать перестройкой, потому что каждый из нас был одинок, у меня, например, нет прямых наследников, да нет и школы. Люди продолжают писать как хотят, как умеют.
— Значит, вы стоите в литературе почти особняком?
— Да. я как-то замкнута в своем мире.
— А каковы ваши отношения с нынешними французскими писателями, с кем-то общаетесь?
— Очень мало.
— И всегда так было? По-видимому, вы по натуре малообщительный человек?
— Да, по натуре я довольно одинока, и меня, я уже сказала, не трогают всякие официальные приемы, встречи. Я на них не хожу.
— Но кто же вам близок в жизни?
— С моим мужем мы прожили шестьдесят лет. Он принимал, как это у вас говорят, активное участие в том, что я пишу. Он был адвокатом, но очень интересовался искусством, литературой и делал многое, чтобы поддержать меня. Он был моим первым читателем, его мнение играло большую роль для меня. Он умер в марте 1985 года.
— Что вас сейчас, помимо работы, привязывает к этому миру, к этой земле?
— Мне кажется, мой маленький домик в деревне, который я очень люблю. Местечко называется Шероне.
— Перед вами. Наталья Ильинична, прошел почти весь двадцатый век. Что вы думаете о нем?
— По-моему, мы пережили ужасный период истории. Расизм. Гитлер — уникум в истории человечества. Ужасное время было, конечно, и при Сталине: насилие, убийство невинных. Пережито две войны, ужасной была и первая война, мне было четырнадцать лет, я многое помню, видела, что делалось вокруг… Что и говорить, невеселый был век.
— А каким вам видится будущее человечества?
— Сказать трудно. Кто бы мог подумать, что будут происходить такие события, как, например, ваша перестройка. Никогда бы не подумала, что это я еще увижу. Это невероятно, поэтому как можно предвидеть, что будет?
— А вообще вы верите в астрологию, в гадания или это не для вас?
— Абсолютно не верю. Никогда не общалась с астрологами, звездочетами. Мне кажется, что это противоречит всякой науке.
— Ау нас сейчас астрология в моде.
— Здесь тоже. Да и повсюду.
— К нам сейчас приходит и Фрейд, еще вчера бывший под запретом. Выходят его книги, о нем говорят, пишут. Мне кажется, что вы фрейдистка?
— Терпеть не могу Фрейда, вы ошибаетесь. Он ужасно сузил все, что мы знаем. Во всяком случае, практические результаты лечения психоанализом в тех случаях, которые я наблюдала, были всегда плачевные. Хотя нельзя не признать, что он сделал интересные открытия в области подсознательного, точнее, бессознательного.