И все, что я могла — это смеяться.
— Это, по-твоему, смешно? — пробурчал он, но в его взгляде появилась мягкость, от которой у меня сжалось сердце.
— Немного, — хихикнула я. Попыталась подняться, и что-то твердое уперлось мне в живот.
О. Боже. Мой.
Я встретилась с ним взглядом и едва не рассмеялась снова.
Он сжал мои плечи и с легкостью поднял, а затем встал на ноги.
— Смеяться над мужским членом — не круто.
Я прикрыла лицо руками и покачала головой. Этот день просто… не поддавался описанию.
Я наклонилась, чтобы собрать угощение, разбросанное по снегу, но он схватил пакет.
— Оставь. Пусть животные порадуются. Пошли внутрь.
— Кстати, я не смеялась над твоим членом, — выпалила я, поспешив за ним, пытаясь не отставать. Он резко остановился, и я врезалась ему в спину, прежде чем он обернулся.
— Перестань говорить про мой член. Перестань меня трогать и провоцировать своим чертовски горячим телом. Я все. Слышишь меня?
Я прикусила губу. Он так чертовски хорошо выглядел, особенно когда злился. Мне всегда нравилось, когда он выходил из себя.
Особенно из-за меня.
— Поняла, ковбой.
Он подтолкнул меня вперед, и мы направились к двери. Мотель выглядел так, будто из сцены какого-нибудь ужастика, но это было лучше, чем застрять в машине. Кейдж распахнул дверь, и я вошла.
— Ох, вы, похоже, упали! Я — Марго, если что, — с восторгом объявила женщина лет пятидесяти. Очки, коричневые волосы в хвост, доброжелательная улыбка.
— Привет, Марго, — сказала я. — Мы в порядке. Просто рады быть вне снега.
— Нам нужно два номера, если есть, — добавил Кейдж.
— Сейчас посмотрим. — Она принялась что-то медленно набирать на клавиатуре, будто бронировала нам билеты на Луну. Мотель маленький, в нём было не больше десятка комнат, так что я не понимала, что она там ищет. Взглянув на нас, она натянуто улыбнулась, затем снова уткнулась в клавиатуру, лупя по клавишам, как безумная.
Я посмотрела на Кейджа — он выглядел раздражённым до предела: напряжённые плечи, брови сведены, пальцы постукивают по стойке. Я наклонилась и сняла кусочек мокрого попкорна с его плеча, бросив его в урну. В углу висела табличка с надписью Gift Shop.
— Что ж, ребята, боюсь, за последние пару часов у нас уже поселилось несколько человек — из-за шторма. Осталась только одна комната. Она самая маленькая. И с отоплением… не все гладко.
— Блядь, — пробормотал Кейдж и провел рукой по влажным волосам.
— Не конец света. Мы ведь взрослые, в конце концов. Хотя бы один из нас, — поддела я его, потому что он вел себя так, будто его заставляют делить комнату с маньяком. — Это все же лучше, чем спать в машине.
— Так берете? — спросила Марго.
— Да, пойдет, — ответил он и достал карту, в тот же момент, когда и я.
— Это все из-за меня. Я хотя бы номер оплачу.
— Убери карту, — сказал он голосом, не терпящим возражений. Марго уставилась на него, как на героя романтического романа. Впрочем, я ее понимала. Сложно было отвести взгляд, даже когда он вел себя как полный придурок.
— А в той лавке есть теплая одежда? Или, может, перекус?
— О да. У нас есть термобелье, туалетные принадлежности и немного продуктов.
— Отлично. Я пойду прикуплю. — Я забежала внутрь и схватила две пары «универсальных» термоштанов и пушистые носки для нас обоих. Взяла пачки мини-пончиков, батончики, чипсы и, конечно, верных M&M’s.
Я провела картой, Марго все аккуратно уложила по пакетам, и я вернулась к стойке. Кейдж говорил по телефону — наверное, с мамой, объяснял, что нам пришлось остановиться на ночёвку.
Я вытащила пончик с сахарной пудрой и откусила. Простонала от удовольствия. Я умирала с голоду. Он посмотрел на меня, в его взгляде — смесь злости и жара. Я молча протянула ему пончик, и он взял его.
— Ладно. Спасибо еще раз. До завтра, — сказал он в трубку, поблагодарил Марго за телефон и повел меня к лифту.
Когда мы вошли, он встал напротив, не сводя с меня взгляда. Мы были насквозь мокрые, и я с трудом сдерживала дрожь от холода.
— Что в пакетах?
Я перечислила все, что купила, и он приподнял бровь:
— И что, без Hot Tamales?
— Нет. Представляешь, Hot Tamales у них нет. Шок, правда? Были термоштаны и пушистые носки, но твоих любимых конфет — увы, — сказала я, стараясь не улыбнуться, пока двери лифта открывались и я вышла с Кейджем позади.
— Сгораю от нетерпения услышать почему.
— Потому что их никто не ест. Это конфетный вид на грани вымирания. А вот M&M’s — это шедевр, проверенный временем. С тех пор как изобрели сладости, он держит марку. Это идеальный перекус — классика, нестареющая и превосходная.
Он остановился у двери и достал ключ:
— Может, ты просто не особо старалась найти мои конфеты. Тебе же нравится вести себя так, будто твои вкуснее моих.
Когда я включила свет, меня передернуло от покрывала с цветочным узором в оранжевых и горчичных тонах — все идеально совпадало с занавесками. Марго не шутила насчет проблем с отоплением: в комнате было холодно. Лучше, чем на улице, но до уюта было далеко.
— Господи. Дыра, а не номер, — проворчал Кейдж, захлопывая за собой дверь. — Готов поспорить, в этой комнате кого-то убивали.
— Не переживай. Я обещаю тебя не убивать. Ради Грейси.
— А с чего ты взяла, что не я убью тебя? — Его голос стал низким и хриплым, от чего я едва не свела бедра вместе, несмотря на то, что дрожала от холода и сырости.
Он заметил это — и в его взгляде снова появилась мягкость. Я сбросила пакеты на стул у двери и протянула ему термобелье:
— Вот, держи.
— Иди переодевайся первой. Я пока попробую понять, можно ли выкрутить отопление сильнее.
Я зашла в ванную и была благодарна, что в сумке оказались расческа и лосьон. Сняла всю мокрую одежду и повесила ее сушиться на штангу для душевой занавески, надеясь, что за ночь все подсохнет. Белье тоже было насквозь, я сняла его и повесила над ванной. Протерлась полотенцем, натянула сухую одежду — уже стало гораздо теплее. У зеркала расчесала волосы, умылась теплой водой и намазалась лосьоном.
Когда я вышла, Кейдж возился с термостатом.
— Надеюсь, заработает, — пробормотал он, оглядев меня с ног до головы, а потом быстро отвернулся и взял свои вещи. — Сейчас вернусь.
Я разложила закуски на кровати, засунула в рот пончик и запила водой. Когда дверь открылась, мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не расхохотаться.
Кейдж Рейнольдс. Метр девяносто. Суровая мужественность. В облегающем кроп-топе и лосинах по щиколотку, как будто нарисованных на теле.