— Я не могу снова это пройти. Не тогда, когда знаю, что ты уедешь. И дело не в том, что я тебя не хочу. Прессли, черт возьми, я хочу тебя так сильно, что мозги плавятся. Но я не умею делать это наполовину. Мы уже пытались — посмотри, чем это кончилось. Я тогда потерял тебя и это меня разрушило. А если потеряю снова… это меня добьет. Сейчас у меня есть Грейси. Я не могу рисковать.
Эти слова тяжелым грузом легли мне на грудь. Потеря его разрушила и меня. Я была на саморазрушении, годами лишь усугубляя последствия. А теперь вот собираю по кусочкам всё, что осталось от жизни.
Он был прав. Мы жили в разных концах страны. Ничего бы не вышло. Если мы пересечём грань — будет только хуже.
Временное между нами никогда не работало.
Нас связывало «все или ничего».
— Я понимаю. У меня сейчас бардак в жизни. Было бы ошибкой делать хоть шаг.
— Значит, договорились. Границу не переходим. Но можем быть друзьями. А это лучше, чем ничего.
— Смотри-ка, мы наконец-то сходимся во мнении. Кроме лошадей и кантри-музыки.
— Лошади, кантри-музыка и дружба. Уже кое-что. Даже если твои конфеты отстой.
Я хихикнула, но внутри меня полыхал огонь, и я изо всех сил старалась не прижаться к нему еще сильнее. Его возбуждение ощущалось у меня на животе, и я сжала глаза, умоляя себя уснуть. Он дышал ровнее, но руки его лишь крепче обвили меня.
И даже в этой убогой, холодной комнате я чувствовала себя комфортнее, чем за последние несколько лет.
— Можно я тебя кое-что спрошу? — прошептала я.
— Конечно.
— Что имела в виду Грейси, когда говорила, что я у тебя в сердце вместе с ней? Она сказала это так, будто это где-то написано?
Он долго молчал.
— Дети просто болтают, что в голову придет. Половина из этого не имеет смысла. Я не знаю, о чем она говорила.
Я не должна была разочаровываться. Я и так подозревала, что дело обстоит именно так. Но почему-то мне хотелось верить, что он навсегда помечен мной. Что я оставила в нём след.
— Так и подумала.
— А что значит эта маленькая птичка у тебя на запястье? — вдруг спросил он.
— Это ворона. Я сделала татуировку прямо перед свадьбой, чтобы не потерять себя окончательно. Чтобы помнить, кто я есть. Такой, какой ты меня видел — парящей, свободной, летящей. Это всегда была моя лучшая версия.
— Это не имело никакого отношения ко мне. Это было все о тебе.
Я закрыла глаза и вспомнила время, когда верила, что проведу с этим человеком всю жизнь. Здесь. Рядом с ним.
— Кейдж?
— М-м?
— Я скучала по тебе.
— И я по тебе, Ворона.
Грудь сжалась от его шепота. От того, как он произнес мою старую кличку. Я уткнулась в него еще сильнее.
Может, это и не навсегда.
Но сейчас — у нас было «сейчас».
И в этот момент — этого было достаточно.
12
Кейдж
Мой гребанный член разбудил меня посреди крепкого сна, и мне понадобилась минута, чтобы сообразить, где я. Пресли лежала, прижавшись ко мне, а моя эрекция была настолько мощной, что, казалось, вот-вот прорвет эту дурацкую тонкую ткань термобелья. Я медленно отодвинулся, стараясь не разбудить ее. И задержался на секунду, просто глядя, как она спит.
Ее длинные черные ресницы покоились на щеках. Кожа безупречная, чуть розоватая, губы полные.
Блядь. Это ничем не помогало.
Я закрыл глаза и попытался вспомнить последний документальный фильм о бактериях. Хоть что-то, чтобы этот чертов стояк прекратился.
Без толку.
Если я срочно не получу разрядку — эту дорогу с ней я не переживу.
Я на цыпочках направился в ванную и закрыл за собой дверь. Взглянул вниз — мой член настолько твердый, что головка выглядывала из-под пояса термобелья.
Я включил воду и начал срывать с себя одежду. Хотелось в душ как можно быстрее. Этот мотель — дыра, и напор воды там — отстой, но мне было плевать. Я уткнулся лбом в холодную стену и сжал член в кулаке, будто от этого зависела моя жизнь.
Закрыв глаза, я представил, как вжимаюсь в ее рот с той же силой, что клокотала сейчас внутри. Мы оба изнывали от желания — касаться, чувствовать, раствориться друг в друге.
Блядь. Я скучал по ней. По всему, что было в ней.
По ее дерзкому языку. По ее идеальной груди.
Я сжал сильнее. До предела. Мне оставалось немного.
Дыхание уже было рваным.
Я представлял, как мои ладони скользят по ее мягким изгибам, как я вжимаюсь в ее бедра. Я помнил каждый ее звук. Каждое чертово дыхание.
Каждый стон.
Она подпрыгивает, обвивает меня ногами, прижимаясь крепко-крепко:
— Я хочу тебя прямо сейчас, ковбой, — шепчет она.
Я вхожу в нее, до упора, до самой глубины. И мечтаю остаться там навсегда.
Моя рука двигалась быстрее. И в голове уже не было никаких тормозов.
Я трахал ее в мыслях так, как хотел трахнуть ее прямо сейчас.
И когда меня накрыла разрядка, глаза будто ослепли от вспышек, а оргазм прошел по телу, как удар молнии.
— Пресли… черт! — вырвалось прежде, чем я успел сдержаться.
Я не кончал так мощно уже много лет.
Очень надеялся, что она все еще спит и ничего не слышала. Хотя, если честно — мне и не было стыдно.
Мы оба признались, что у нас давно ничего не было.
Я с этой женщиной никогда не играл в приличия.
Я потянулся за мылом, быстро привел себя в порядок, потом вылез из душа, чувствуя себя в тысячу раз лучше, чем до него.
Вытерся, просушил волосы и снова натянул вчерашнюю одежду — и был только рад избавиться от этих нелепых пижамных лосин. Почистил зубы пальцем и водой, а потом вышел из ванной.
Она сидела, поднявшись на кровати, и смотрела прямо на меня, поправляя волосы за ухо. Как, черт возьми, она могла выглядеть так офигенно, даже ничего не делая?
— Доброе утро, — сказал я, подходя к комоду, чтобы проверить телефон.
— Ну, для кого-то утро точно доброе, — ухмыльнулась она и поднялась с кровати с лукавой улыбкой.
— Ты явно никогда не просыпалась с адским стояком из-за того, что чье-то узенькое тело всю ночь терлось о тебя.
Она наклонила голову и усмехнулась:
— Отличный способ поднять девушке самооценку с утра пораньше.
— Рад, что тебе весело, пока я мучаюсь, — проворчал я и отдернул шторы. Снаружи снег, наконец, прекратился.
— Полагаю, теперь тебе полегчало? — хихикнула она.
— Чувствую себя просто охуенно, если честно. Спасибо, что спросила. Пошли одеваться и выдвигаться.
— Окей. Надеюсь, по дороге нам попадется какой-нибудь блинный домик. Я умираю от голода — хочу нормальной еды, — сказала она, направляясь в ванную.
— Я тоже, — ответил я, набрав маму. Пока ждал соединения, взгляд невольно скользнул за ней, когда она вернулась в комнату — уже в джинсах и сапогах, но оставив термокофту под пальто.
— Я скучаю по тебе, папочка.
— Я тоже скучаю, девочка моя. Увидимся после школы.
И вот так — я вернулся в реальность.
Там, где меня ждала маленькая дочка.
Моя жизнь — там, дома.
И как бы сильно мне ни хотелось утонуть в этой женщине, я знал, что не могу.