Мы остановились у его пикапа.
— Ну, это было больно, — сказал он, открывая заднюю дверь и аккуратно опуская туда Боба. Потом поднял Максин и устроил ее рядом, пес уже успел развалиться на сиденье.
— По-моему, было весело, — я улыбнулась.
— Бринкли не собиралась отпускать тему с татуировкой, — он провел рукой по затылку. — Извини, что не был с тобой честен. Я сделал это давно. Просто не хотел, чтобы это все выглядело неловко.
Его взгляд поймал мой, и в животе закружилось. Я никогда не была той девчонкой, у которой от каждого мальчика бабочки в животе. Но с этим было всё иначе. Всегда было иначе. И, видимо, до сих пор так.
— Ничего. Просто… я рада, что ты тоже скучал.
Он сузил глаза, будто мои слова его удивили, потом отвел взгляд на несколько секунд.
— А где твоя машина?
— Я пришла пешком, — пожала я плечами. — После города приятно снова оказаться в тишине. Тут так спокойно.
— Пешком ты не пойдешь. Уже поздно. Садись в пикап, — он открыл мне дверь.
— Ты смешон.
— Меня называли и похуже. Хочешь, чтобы я тебя туда сам посадил, или сделаешь это добровольно?
Я закатила глаза и забралась внутрь. Он пристально посмотрел на меня, потянулся к ремню безопасности и я шлепнула его по руке.
— Я сама могу пристегнуться, Рейнольдс.
— Тогда сделай это.
— Такой командир… — пробормотала я и потянулась за ремнеем.
Он захлопнул дверь, обошел пикап и сел за руль.
Вот же он — один момент он милый, другой — уже снова хам.
— Если ты не против небольшой остановки, я покажу тебе кое-что действительно спокойное, — сказал он, заведя двигатель.
— Не возражаю. Я же шла пешком, так что явно не тороплюсь, — буркнула я, не пытаясь скрыть раздражение. Хотя… если быть честной, я была совсем не против, что он предложил подвезти.
Он свернул к себе домой и поставил пикап у дома.
— Ты сюда меня вез?
— Ага.
Он выпрыгнул из пикапа и открыл заднюю дверь, чтобы вытащить Максин, а я помогла Бобу — он бодро затрусил рядом со мной к парадной двери.
— Вот ублюдок, — пробурчал Кейдж, кидая на меня взгляд через плечо. — Со мной он никогда не ходит.
— Может, тебе стоит смягчить подачу? — невинно заметила я.
Он рассмеялся:
— Может, ты и права.
Он распахнул дверь и включил свет, когда я вошла в дом.
— Вау. Тут очень красиво.
— Да? Мне много помогали мама и сестры. Они, как водится, не могут держаться подальше от моих дел, — он бросил ключи на столик в прихожей, а я окинула взглядом темные, широкие дощатые полы, которые шли по всему дому. Обстановка была не перегруженной, но уютной. Мы прошли в гостиную, Боб тут же запрыгнул на диван и свернулся калачиком на пледе. Кейдж поднял Максин и аккуратно посадил в манеж — она сразу начала играть с каким-то мячом. На встроенных полках висели фотографии Грейси, а на стенах — картины, которые я с интересом рассматривала.
— Ты все еще рисуешь? — спросил он.
Я ведь действительно подумывала поступать на художественный. Помимо лошадей, живопись всегда была моей отдушиной. Мама была в ужасе, что я могу выбрать «бедное» творчество, а не карьеру. Папа советовал оставить это как хобби — он никогда не воспринимал всерьёз мои способности.
А вот Кейдж считал, что у меня есть талант. Я перевела взгляд на одну из рамок на полке и подошла ближе. Это был эскиз этого самого дома, который я сделала, когда нам было, может, лет по шестнадцать или семнадцать. А потом раскрасила и подарила ему на Рождество. Именно в тот день он пообещал, что когда-нибудь построит для меня такой дом.
— Ты его сохранил? — Я провела пальцами по стеклу. Каждая деталь — от веранды до красной двери и кресел — была на месте.
— Конечно, сохранил. Это был подарок. А ты что думала — я его сжег после того, как ты вышла замуж за другого?
— Я не знаю, Кейдж. У нас все закончилось довольно резко, не так ли? — Я развернулась к нему, не скрывая сарказма в голосе. — Было сказано много слов. Так что уж точно я не думала, что ты когда-нибудь набьешь мое имя себе на грудь или сохранишь этот рисунок спустя все эти годы.
— Ты хочешь обсудить это? Правда хочешь открыть эту банку с червями и перетряхнуть все дерьмо?
Я смахнула слезу, которая предательски скатилась по щеке. Я никогда не была плаксой, но с тех пор, как вернулась домой, я расплакалась больше, чем за всю жизнь.
— Ну как я могу отказаться от такой заманчивой банки червей?
— Пошли. Я покажу тебе свое любимое место. А потом, если захочешь, мы можем сделать друг другу больно, — сказал он и пошел вперед.
Я последовала за ним на кухню — черные шкафы, большая островная столешница. Он открыл французские двери, ведущие на задний двор, включил уличный свет и жестом пригласил меня сесть на диван. Потом взял длинную зажигалку и включил огонь в костровой чаше перед диваном. Совсем недалеко плескалась вода, и на небольшом пирсе стояла лодка.
У него была открытая кухонная зона, он открыл холодильник, достал две бутылки воды и устроился рядом со мной.
— Спасибо, — сказала я, ставя бутылку на столик. От огня становилось приятно тепло, несмотря на то, что снег почти полностью растаял за последние дни.
— Наверное, это самое спокойное место, которое я нашел, — произнёс он.
Звук воды, плескавшейся о берег, и шорох листьев помогли мне расслабиться. Я откинулась на спинку и глубоко вдохнула.
— Сложно с этим поспорить.
— Прости, что солгал про татуировку, — сказал он, прокашлявшись. Когда я подняла глаза, наши взгляды встретились.
— Я не злюсь, что ты мне об этом не сказал.
— Правда? Тогда на что ты злишься?
— Не знаю. Наверное, я злюсь на весь мир. — Я пожала плечами, криво усмехнувшись. — Злюсь, что у нас никогда не совпадало время. В моей голове я все представляла как-то иначе. Думала, что ты вернулся к матери Грейси или встретил кого-то еще, и что у тебя теперь идеальная жизнь. И сама мысль об этом не давала мне покоя. Я не могла вернуться. Не могла вынести, что ты с кем-то другим.
Мой голос сорвался на последнем слове, и даже звук его был болезненным, не говоря уж о том, что я призналась в этом вслух.
Он взял меня за руки.
— Я же говорил тогда: с матерью Грейси у нас была всего одна ночь. Один пьяный вечер, когда я был злым и ревнивым, потому что ты начала встречаться с Уэсом, и это жрало меня изнутри. Я толком ее и не знал. Мы познакомились в баре. А потом я увидел ее снова только через восемь с половиной месяцев, когда она пришла ко мне, уже на грани родов. Она собиралась отдать Грейси на усыновление, но ее родители настояли, чтобы сначала она сказала мне — вдруг я захочу оставить ребенка себе. Я был в роддоме, когда она родилась, и видел ее мать потом всего один раз.
— И у нее не было сомнений?
— Нет. Она пошла в суд и отказалась от всех прав. Ее имя было в свидетельстве о рождении, и она до смерти боялась, что ее обяжут платить алименты. Я этого не хотел, так что, честно говоря, был только рад, что она все подписала. Между нами не было ни любви, ни близости. Ничего. Но я благодарен за тот подарок, который она мне сделала. Благодарен, что у нее хватило честности прийти ко мне и дать мне шанс вырастить мою дочь.