— Завести свинью, которая будет жить в доме, — это большая ответственность. Мы на это не подписывались, Лэнгли — да. Мы просто им помогаем, — объяснил я.
Быть родителем значило чаще выбирать дипломатичный путь, даже если очень не хотелось.
— Но мы же подписались, что Боб Соленосос будет с нами жить, да?
Боб, мать его, Соленосос.
До сих пор не понимаю, как меня угораздило согласиться на такое идиотское имя для собаки.
Клянусь, эта девочка — мое личное слабое место. Ее карие глаза, кудри, скачущие по плечам… как тут скажешь «нет»?
А я вообще-то никогда не страдал от излишней жалости или чувства вины. Если мне что-то не нравилось — я этого не делал. Все просто.
Пока в дело не вступала Грэйси.
— Верно. Мы действительно согласились, что Боб теперь часть семьи, — ответил я, ставя перед ней тарелку. Она заулыбалась и потерла руки, увидев спагетти с чесночным хлебом. Я был доволен: морковку и стручковый горошек, которые я дал ей пока готовил, она доела полностью.
Теперь я тот самый парень, который радуется, когда дочка ест овощи.
Я жил с астматичным псом по имени Боб Соленосос, который храпит так, что я по ночам просыпаюсь, с похотливой свиньёй Максин, которая норовит потереться о мою ногу при каждом удобном случае, и с самой милой первоклассницей на всей планете.
— Мне кажется, Боб Соленосос любит Максин, пап.
Бобу Соленососу было плевать на Максин. Дочка просто вечно все видит в розовом свете. Боб ее почти не замечал, потому что был ленивым засранцем и заботился только о том, чтобы ему чесали живот и давали лакомства. А Грэйси решила, что он просто играет с «гостьей».
Но это была не игра. А у меня в доме последние недели творился бардак полный. Только вот Грэйси расцветала в этом хаосе. Что это говорит о моём стиле воспитания?
С дивана раздался сиплый храп Боба — он лежал на спине, как король. Максин дремала в загончике, и я был благодарен за этот тихий ужин с дочкой.
Грэйси наматывала макароны на вилку и с удовольствием отправляла их в рот.
— Мммм, ты лучший повар на свете, пап. Пайпер сказала, что ей нравится кушать у нас дома.
Пайпер была лучшей подругой Грэйси. Ее родители — Колтон и Фара — были моими друзьями. Я точно знал, что Фара готовит дома трехразовые ужины — Колтон не раз об этом упоминал. Но, видимо, пятилеткам не нужны ни цыплята по-итальянски, ни курица в соусе дижон.
Им нужны простые спагетти, тако и сырные тосты — а с этим я справлялся на ура.
— Как прошел день в школе? Сегодня же у тебя был тест по правописанию?
— Ага. Я получила сто процентов. Но Престон неправильно написал слово «лимон». Миссис Клифтон отправила его в кабинет подумать о своем поведении.
— А как он его написал? — спросил я, потому что в последнее время всерьез увлекся детскими драмами в детсаду.
Мои будни состояли из безумных историй про животных и рассказов о том, что натворил этот мелкий засранец Престон. Стало любимой частью дня. У пацана на лбу написано, что он — ходячая проблема. Я иногда отводил Грэйси в класс сам, если успевал. И каждый раз Престон подходил ко мне, выпячивал грудь и смотрел, как будто между нами что-то было. Я таких узнаю сразу. У меня четыре брата и сестры. Мелкого черта на расстоянии чую.
Грэйси положила вилку и огляделась по сторонам, будто собиралась выдать самый страшный секрет на свете.
— Он написал лимон как… П. О. П. А. Это значит попа, пап. Как та, на которой ты сидишь. Или та, что мы моем в ванной.
Я прижал салфетку к губам, чтобы скрыть улыбку. Такая серьезная, такая милая.
— Ну, звучит не как ошибка по звукам, да?
— Нет, конечно. «Попа» ведь не начинается на «Л», да, пап? Лимон начинается на «Л». Л. И. М. О. Н.
Вот она, моя умница.
Моя маленькая отличница.
— Правильно. Думаю, Престону просто нравится внимание.
— Ну ты же сам говоришь, что дядя Финни любит внимание. Но он же не пишет «попа» вместо «лимона».
Когда она говорила, в ее голосе звучал легкий южный акцент, и вся семья находила это ужасно смешным, учитывая, что мы жили на западном побережье. Но он у нее был с самого раннего возраста, и, черт возьми, мне это безумно нравилось.
Мне вообще все в ней нравилось.
Я рассмеялся:
— Уверен, дядя Финни и дядя Хьюги не раз влипали в переделки.
Я дал ей договорить про то, кто и что сегодня ел за ее столом в детсаду, и сердце у меня сжалось, когда она заговорила о том, как у всех одноклассников мамы готовят им обеды.
Я растил Грэйси один. И боялся того дня, когда она поймет, что ей не повезло — достался только ворчливый папа, а не мама и папа. Единственное, на что я надеялся — что мои родители и братья с сестрами, так активно участвующие в ее жизни, хоть как-то компенсируют этот пробел.
Но, черт побери, я изо всех сил старался перекрыть все это своей любовью к ней.
— Так. Убираем посуду, потом ванна, сказка и спать. — Я собрал наши тарелки, а она подтащила свою маленькую табуретку к раковине и, как всегда, внимательно наблюдала, как я загружаю посудомойку.
— Пап, а почему у тебя в носу волосы? Я их вижу, — сообщила она, уставившись прямо мне в ноздри, наклонившись через раковину.
— Потому что я большой и сильный, а для этого нужны волосы во всяких местах.
Она захихикала:
— Я не хочу, чтобы у меня в носу были волосы.
Я наклонился, поднял ей нос пальцем и с важным видом осмотрел:
— Не знаю… Мне кажется, у тебя будет очень волосатый нос, как у папы.
Снова заливистый смех. Ей много не надо было, чтобы развеселиться. Она продолжала рассказывать мне все-все про свой день.
Мелочи… но я жил ради этих мелочей.
И каждый раз удивлялся. Никогда бы в жизни не подумал, что стану отцом-одиночкой, растящим дочку в одиночку. Но с того самого дня, как мне в руки передали этот маленький комочек, не было ни одной минуты, чтобы я не чувствовал благодарность за неё.
Я подхватил ее на руки и понес в ванную.
Время купания — ее любимое. Пузыри, уточки, мочалки, лейки и куча воды на полу… но ей это приносило радость, так что я всегда шел навстречу.
Если самое большое счастье ее дня — это плескаться в теплой воде с тонной игрушек и рассказывать мне, почему у неё аж 1350 любимых цветов карандашей, то я, черт возьми, готов делать это хоть каждый день. Пока она не подрастет и не скажет, что я уже слишком большой, чтобы сидеть рядом в ванной.
Прошли все этапы… Я вытер ее, надел ночнушку, она расчесала волосы, почистила зубы. К тому моменту, как я уложил её в постель и дочитал последнюю сказку из её списка, я был измотан.
К счастью, она тоже. Я поцеловал ее в лоб и вышел в гостиную, чтобы проверить, как там наши проблемные звери.
Я вывел во двор самого ленивого пса на свете и посмотрел, как он присел, чтобы пописать — потому что Бобу было слишком лень поднимать лапу, как нормальной мужской собаке. Потом я выпустил Максин во двор — пусть гуляет до самого сна — и включил баскетбол по телевизору.