Я кивнула, хотя совершенно не представляла, как сделать это своей реальностью.
28
Кейдж
У меня был адский день в клинике. Клиенты шли один за другим без перерыва, и закончился день визитом Марты Лэнгли. Она сказала, что Максин в депрессии, отказывается есть, и она уже не знает, что делать. Решила отдать ее в приют для свиней в нескольких городах отсюда.
Иногда мне казалось, что я больше терапевт, чем ветеринар. И Грейси, вопреки надеждам, так и не вернулась к своему прежнему состоянию. Да и я тоже. Даже над Бобом больше не хотелось шутить — мы с Грейси были такими же жалкими, как он. Никто из нас в последнее время не находил в себе сил делать хоть что-то.
Я предлагал Грейси покататься верхом, но она отказалась. Единственное, чем она теперь занималась, — рисовала. Мрачное небо, летающие птицы... Все это начинало меня тревожить. Я попросил маму прийти к ней сегодня после школы. Возможно, я все преувеличивал, но мне было по-настоящему страшно за свою девочку.
Когда я подъехал к школьной очереди, и кто-то открыл заднюю дверь, Грейси взвизгнула:
— Максин?
Ах да. Кажется, я не упомянул, что забрал поросенка домой и сказал Марте, что мы ее усыновим? Хотел я этого или нет — она стала частью нашей чертовой семьи.
И, признаться, я по ней скучал, даже несмотря на то, какая она головная боль.
Пустота в сердце, конечно, была из-за женщины, которую я любил и которая теперь жила на другом конце страны. Но если возвращение Максин могло хоть немного облегчить грусть моей дочери — я сделаю это.
— Пристегни ремень, и я все расскажу, — сказал я, махнув учителю, и посмотрел в зеркало заднего вида, наблюдая, как Максин глухо урчит и обнимается с моей малышкой.
— Она просто в гости, пап?
— Нет. Теперь она будет жить с нами насовсем.
— Прямо как Боб Соленосос? — ахнула Грейси. Это была первая настоящая улыбка, которую я видел у нее с того самого дня — дня аварии и дня, когда мы оба попрощались с Пресли.
Я не знал, остатки ли это травмы, или все дело в том, что она скучала по ней. Может, она никогда и не справится с этим — как и я когда-то.
— Точно. Боб Соленосос Рейнольдс и Максин Лэнгли Рейнольдс теперь официально члены нашей семьи. Но кое-что изменится. Дядя Хью и дядя Финн помогут мне в выходные построить для нее нормальный загон. В доме она будет жить в грязевой комнате, мы установим надежные ворота. А в хлеве, который уже готов, будет место и для нее рядом с остальными животными.
— Я рада, что она будет жить с нами, папа.
— Да? А я рад, что ты рада. А еще к тебе сегодня заглянет бабушка.
— Хорошо.
Все дело было в ее глазах. Именно они все и выдавали. Даже с этим толстым поросенком рядом на заднем сиденье, ее глаза говорили за нее.
У нее было разбито сердце.
Я слишком хорошо это знал, потому что каждый раз, когда смотрел в чертово зеркало, видел то же самое выражение у себя.
— Расскажи, как прошел день, — сказал я, когда мы свернули на нашу улицу.
— Нормально.
Это на языке Грейси означало: «Не хочу об этом говорить». Я уважал это. Сам-то я тоже не особо был настроен разговаривать.
Мы въехали в гараж и зашли в дом, где мама как раз раскладывала печенье на тарелку. Она знала, что я переживаю за Грейси, и я знал, что она тоже. Прошло уже три недели с тех пор, как Пресли уехала, а моя дочь все еще была не в себе.
— Привет, Грейси! Я принесла тебе печенье, — сказала мама, обняв внучку.
— Привет, бабушка. Максин снова с нами, — ответила Грейси, положив рюкзак на стул.
— Слышала. Ты, наверное, очень рада, да?
Грейси кивнула и отказалась от печенья.
— Я сейчас не голодна. Можно я пойду рисовать, папа?
— Конечно. Почему бы тебе не показать бабушке, что ты рисуешь?
Серое небо и черные птицы — бесконечно. Это пугало. Может, мама сможет убедить ее добавить немного солнца или хотя бы радугу какую-нибудь.
Они ушли наверх, а я занялся уборкой в грязевой комнате, готовя ее к новому жильцу. Хью должен был на неделе заехать за деревом, и мы вместе сделаем ворота, чтобы Максин можно было там оставлять, когда она не бегает по дому. Он с Финном также вызвались помочь построить для нее в выходные более просторный загон на заднем дворе.
Я закончил с уборкой, вытащил из морозилки пиццу и сунул в духовку. Больше ни на что сил сегодня не было. Добавлю морковку и брокколи на гарнир, чтобы не чувствовать себя полным отцом-неудачником.
Мама с Грейси провели наверху несколько часов и вернулись вниз с целой стопкой рисунков.
— Присоединишься к нам на диване? — спросила мама.
Грейси села рядом с ней, а я устроился в кресле напротив.
— Ты повеселилась, рисуя? Я поставил в духовку твою любимую пиццу. Решил, что сегодня обойдёмся простым ужином.
Она кивнула и протянула мне несколько рисунков. Все они были одинаково мрачными: серое небо и три черных пятна в небе — как зловещие облака смерти.
— Класс, — сказал я, делая вид, что рад, хотя на деле это было просто максимально депрессивно.
— Расскажи папе, что изображено на рисунках, — сказала мама, отодвигая волосы с лица Грейси.
— Это наша семья.
Господи. Если это семейный портрет, то как отец я явно облажался.
Я бросил взгляд в окно — снова шел дождь. Может, все это просто отражение погоды.
— Понимаю. Эти черные пятна — это мы?
— Это птицы, папа. Я и Пресли — вороны. Нам нравится свободно летать на наших лошадях. А ты тоже ворона, потому что хочешь быть рядом с нами.
Три птицы.
Три чертовы вороны.
Я пристально вгляделся в рисунок.
— А почему небо все время мрачное? Ты ведь помнишь, что иногда солнце тоже светит, да?
— Небо серое, потому что у нашей семьи сейчас буря. Потому что мы не вместе.
Мама подняла бровь и взглянула на меня — мол, я неправильно понял посыл.
Серьезно? Теперь я должен был стать тонким ценителем искусства?
Я думал, что это просто депрессивный рисунок с черными пятнами и бесконечно серым небом.
Но это был удар в живот. Только по-другому.
— Но ты же знаешь, что Пресли здесь не живет? — осторожно сказал я.
Она кивнула.
— Я хочу, чтобы мы все жили вместе. Пресли любит нас. Она сама мне сказала. А мы любим ее.
— Я знаю. Но этого не всегда бывает достаточно, малышка. — Я поднялся и пересадил ее к себе на колени, усевшись рядом с мамой. — Я знаю, что это больно. Мне тоже больно. И уверен, ей сейчас не легче.
— Мне не нравится, что она совсем одна. Я знаю, что она сильно скучает. Я звонила ей с твоего телефона, когда ты был в душе пару дней назад. И она мне сама сказала.
Я опешил. Грейси обычно всегда мне все рассказывала. Не просила разрешения на звонки? Обычно она подходила и просила показать, как позвонить бабушке или дядям. Один раз позвонила Пресли, когда я сидел с ней на диване. Но ей, черт подери, пять лет. С каких пор она стала такой сообразительной?