— Послушай, Рома, у меня здесь, в городе, тоже тетка живет. Правда, домик у нее небольшой, но я попрошу ее, чтобы она тебя временно приютила. Она добрая, плату не возьмет.
— По-моему, тебе неудобно будет просить за какого-то парня.
— Как за какого-то? Пришел из госпиталя партизан, жить негде. Неужели такому человеку не пойдут навстречу?
— Я не хочу, чтобы о тебе плохо подумали.
— Ну вот, а говоришь, что любишь меня!
Они не торопясь шли по направлению к школе, где жила Надя. Каждый думал о своем.
Наконец Роман сказал:
— Вот как происходит. Вера считает, что никого нет лучше ее майора, а тот думает, что никого нет лучше твоей сестры. А я уверен, и это действительно так, что такой хорошей, такой красивой, как ты, на всем белом свете не сыщешь. И мне хочется стать таким, чтобы ты никогда в жизни не подумала, что ошиблась во мне, чтобы гордилась мною.
Они подошли к зданию школы.
— Если можно, покажи мне твою дверь, может, выберу когда-нибудь минутку и забегу к тебе.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, они остановились в углу коридора. Надя молча показала рукой на двери. Роман так же молча кивнул головой.
Когда Роман ушел, Надя еще долго прислушивалась к его шагам. После того как заболел отец, мать плакала, говорила, что их семья осталась без мужских рук. И вот теперь сильные руки Романа становятся ее руками. Рядом с ним она чувствует себя смелой, независимой и в глубине души гордится этим.
Было слышно, как со станции, гремя буферами, тронулся товарный состав и, тяжело пыхтя, стал набирать скорость. Он шел в сторону фронта.
VIII
Первые весенние дни были удивительно теплыми. «Студебекер» двигался по разбитой дороге на восток. Машина раз за разом ныряла в глубокие выбоины и разбрызгивала черный водянистый снег. Особенно бросало ее из стороны в сторону на старой гати. Кряжистые, обгнившие комли верб, которыми некогда загатили непролазную грязь, стали сверху скользкими, а снизу крепко примерзли к земле, и машину швыряло по ним так, что невозможно было усидеть в кузове. Солдаты на чем свет стоит ругали и дорогу, и шофера, только Роман молча стоял возле откинутого сиденья, обеими руками держась за борт. Он был доволен, что шофер согласился его подвезти. Как бы ни ехать — лишь бы добраться до той части, где служил его отец. Тем более что шофер знает эту часть и даже самого коменданта контрольно-пропускного пункта.
Кем теперь служит отец, Роману не известно. Мать, будучи в эвакуации, получила несколько писем сразу. Отец знает, что передовая проходит вблизи их деревни. Вот он и писал то на адрес своего сельсовета, то соседнего, добиваясь сведений о своей семье. Как ушел в сорок первом, так с тех пор никаких вестей от них не получал. Сестра написала Роману письмо, в котором сообщила, что матери стало немного легче, и переслала письмо от отца о его адресом. Отец писал, что находится недалеко от родных мест, в Черниговской области.
Вот Роман и спешит увидеться с отцом, пока того не перевели в другое место.
Прежде чем он нашел отца, Роман случайно встретился в расположении части с майором, заместителем командира по политической части. Высокий, с бритой головой, майор пригласил Романа к себе в кабинет, где стал подробно обо всем расспрашивать.
— Отец ушел на фронт, когда я еще был подростком. Было у меня тогда любимое занятие — лазать по деревьям и таскать из гнезд яйца ворон, сорок, коршунов. Как-то принес молодого коршуна. Дома не оказалось свежего мяса, и, чтобы его накормить, я поймал на огороде двух цыплят и пустил их к нему в клетку. Коршун выпустил свои когти и мгновенно с ними расправился. Об этом отцу рассказал мой младший брат. Отец тогда здорово отстегал меня ремнем. Таким, наверное, он и помнит меня.
Майор рассмеялся. Но когда Роман протянул ему характеристику, справку о ранении, орденскую книжку, майор, наморщив лоб, серьезно посмотрел на него.
— Отец об этом не знает?
— Он еще ни одного письма от нас не получил, не знает даже, живы ли мы.
— Он говорил, что деревню его освободили и что ждет вестей от вас.
— Сестра переслала мне его письма сразу же, как только их получили.
Вскоре в кабинет вошел старшина и доложил майору, что явился по его приказанию.
— Зимин где теперь, на дежурстве?
— Нет, отдыхает.
Майор вместе со старшиной вышел из кабинета и тут же вернулся. За стол больше не садился, расхаживал по кабинету, изредка задавая Роману вопросы: как живет семья, есть ли дом, корова?
Отворилась дверь, в кабинет вошел коренастый пожилой солдат и, приложив руку к шапке, отдал рапорт майору. Роман вскочил со стула, бросился к отцу, обхватил его за плечи и начал целовать. Бывалый солдат растерялся, отступил на несколько шагов и только теперь узнал в этом рослом парне в черной флотской шинели и мичманке своего сына. На глазах у обоих выступили слезы. Отец обнял Романа.