X
Отошла пора желтых сережек на ивах, трескались и разлетались по ветру длинные сережки орешника, надломились ворсистые трубочки-ножки светло-синих звоночков сон-травы, отцвели подснежники, опали белые лепестки курослепа.
Отхлопали крыльями, пикируя над лугом, бекасы, не показывает теперь своего места кулик-веретенник, который раскрывал в воздухе свой длинный клюв и, наводя тоску, кричал: «Это-о, это-о, это-о…», оттрепетали нахохленными разноцветными воротничками на токовищах турухтанчики, оттоковали тетерева. Деревья уже выбросили полный лист, даже старые дубы и те стояли во всей своей красе. Птицы сели на гнезда, а у некоторых уже появилось крикливое потомство.
Было воскресенье. Роман, в тельняшке с закатанными рукавами, сидел в лодке и загребал против течения, чтобы высадиться на противоположном берегу Сожа поближе к лесу. На носу лодки сидела Надя. Подставив локти на колени и подперев руками подбородок, не отрываясь смотрела на Романа…
В институте уже назавтра стало известно, что Надиного парня искусала Лилина собака. И среди студенток попадаются сплетницы. Этих не корми, дай только повод поговорить. Они и рассказали Наде, что Роман ночью пытался проникнуть к Лиле, но во дворе на него набросилась собака. Вот какие нынче парни пошли, верь им после этого. И немудрено, что девушка, лишенная даже самой скромной фантазии, узнав из чужих уст о неверности своего любимого, начинает бог знает что думать о нем. Вот уже который день Надя в воображении своем видит Романа у Лили с забинтованной ногой. Не знает она адреса Романа, но ни за что не спросит у Лили, где же он теперь. Гордо проходила мимо нее в коридоре института, а на душе — хоть плачь. В техникум зайти стеснялась. В субботу свидание с Романом. И если нога у него действительно искусана, других неопровержимых доказательств его неверности ей и не надо. И как ей ни больно, у нее хватит мужества больше не встречаться с ним. А ведь говорил о совести, где же она у него? Может, и директора своего ввел в заблуждение? А она, дуреха, сразу всему поверила. Он, видите ли, в президиум из-за нее не пошел. Как же! Думал, как-нибудь обойдется, и будет встречаться с обеими. Хотя нет, а как же на это смотрит Лиля? Ладно, допустим, она, Надя, не знала об их связи, но Лиле ведь известно все. Что же Роман ей, Наде, скажет в субботу? Как будет изворачиваться?
Роман был в приподнятом настроении: его мать с семьей уже выехали домой. В том лесу, где он партизанил, солдаты поймали немецкого генерала, командовавшего армией, которая вела бои против армии Романенко. Наши войска добивают в «котле» под Бобруйском гитлеровских вояк. Роман сожалел, что его там нет. Отпраздновал бы победу не в тылу, а вместе с атакующими воинами. Своими мыслями он делился с Надей, а она слушала и думала о том, что завтра он также радостно и вдохновенно об этом же будет рассказывать и Лиле.
Перед сегодняшней прогулкой они шли по аллее парка, и Надя уже хотела напомнить ему о ночном свидании с Лилей, но им встретился Сорокин, который подчеркнуто поздоровался только с ней. И она промолчала, потому что Роман мог тут же перевести разговор, причем, мол, здесь Лиля, ты лучше про Сорокина расскажи. Надя даже почувствовала себя виноватой за то, что Сорокин в свое время так подло обошелся с Романом. От него, недалекого и мстительного, еще можно ждать новых неприятностей.
— Такие приятные новости, а ты, Наденька, почему-то грустишь, — с легким недоумением проговорил Роман.
— Все гляжу на тебя и никак не пойму, чего это ты так хромаешь, будто сам побывал в том бобруйском «котле», — натянуто усмехнулась Надя.
— Я тебе все об этом расскажу.
Только теперь Надя решила признаться Роману, что знает о его встрече с Лилей. Роман, человек легкоранимый, воспринял это чуть ли не как катастрофу. В голове зашумело, показалось, что деревья в парке закружились в каком-то диком танце. Что же подумала о нем Надя? Он-то знает, что не виноват перед ней. А ведь она, бедняжка, наверное, столько из-за него пережила. Они сидели на обрывистом берегу Сожа. Внизу под ветерком раскачивались, клонились друг к дружке березки. Та, что поменьше, прятала свою верхушку в ветвях большой, и казалось, что это девушка припала к большому сильному парню. Она то отстранялась от него, о чем-то шептала, то снова приникала к его широкой груди.
— Милая, неужели ты могла так нехорошо обо мне подумать?
— А что бы ты подумал на моем месте?
— Но ведь я тебе во всем верю.
— А я еще только хочу верить тебе.
Надя видела, чувствовала, что он не притворяется, что у него действительно тяжело на душе, хоть выверни ее наизнанку и покажи.