— С тех пор как встретилась с тобой, не устаю анализировать себя. Всегда думала, каким он будет, суженый мой, но никогда не задумывалась, а какой рядом с ним буду сама.
Роман поднял Надю на руки, закружил ее и понес обратно к берегу реки.
— Опусти, опусти, ведь тебе тяжело.
— Во время блокады мы вдвоем по болоту станковый пулемет носили. Ты в сравнении с ним — мотылек.
— Опусти, а то за руку укушу.
— Кусай, моя красивая хищница, ногу искусали, можно заодно и руку.
— Ну, пожалуйста, мой добрый хищник, ведь тебе действительно тяжело.
Роман опустил ее на пригорке. Она молча погладила его по щеке.
— Посмотри, какая красота вокруг!
Недалеко от речки, обрамляя луг на горизонте, молчаливо стоял лес. Он словно любовался залитым солнцем травяным простором, далекой мельницей, возвышавшейся за лугом, и будто ждал, когда та взмахнет крыльями, чтобы и самому запеть свою извечную песню.
Роман разостлал на траве свой китель, лег.
— Что же ты стоишь, приляг рядом.
— Роман, разве так можно? — Надя присела на разостланный китель.
— А еще говорила, была бы возможность, обязательно ушла бы в партизаны. Там, знаешь, по-всякому приходилось. Случалось, и спали все вместе.
— А что — там не было отдельных ко-о… — Надя хотела сказать «комнат», но запнулась.
Роман рассмеялся.
— Ох, и рассмешила же ты меня. Это еще хорошо, когда в землянке, а то ведь на земле под открытым небом в любую погоду спать приходилось. Нет, нет, ты ничего такого не подумай, тогда не девушку — винтовку к себе прижимали. Я немного утрирую, но любовь, конечно, тоже была. Помнишь, я тебе о друге своем погибшем, о Мише, рассказывал. В то время и я встретил девушку, очень мне хотелось ее поцеловать, но…
Роман задумчиво посмотрел вдаль. Надя придвинулась к нему, положила голову на плечо.
— Расскажи, Роман…
— …Стояло лето сорок второго года. Наша диверсионная группа приехала в приднепровскую деревушку Картон. Всего семь хатенок, а вокруг разросся старый бор. Здесь мы и остановились на отдых. Был тогда с нами баянист, которого ребята прозвали «Пленным». То ли потому, что он из немецкого плена бежал, то ли из-за того, что наши разведчики увезли его в отряд от женщины, у которой он жил. Приехали мы, значит, в этот Картон, остановились посреди улицы, и баянист растянул меха. Играл он мастерски. Со всех сторон начали сбегаться детишки, собрались старики, женщины. И вот среди них я сразу же приметил одну девушку. Нездешняя, подумал я, как она могла очутиться в этой глухой деревеньке? Одета девушка была по-городскому. Темно-синее шерстяное платье, из накладного кармашка выглядывал уголок белого платочка. На ногах туфли на высоких каблуках. Подошел я к ней, а о чем говорить — не знаю. Постоял, постоял, да и вытянул из кармашка платочек.
— Возьмите, — говорит девушка и отступила в сторону.
А мне так хотелось заговорить с ней.
— Нет, нет, мне не нужен ваш платочек.
— Я дарю его вам, а от подарка нельзя отказываться. — Она подержала платочек в руках, словно расставаясь с ним, и положила его мне в карман гимнастерки. — Это вам на память от меня.
— Спасибо, буду помнить.
Когда стали расходиться по хатам, мы с баянистом оказались в той, где жила эта девушка. Звали ее Леной. Она попросила баян и стала наигрывать какую-то незнакомую мне мелодию. Играла она неплохо. Родилась и выросла Лена в Минске. Училась в музыкальной школе. Когда началась война, вместе с отцом и матерью эвакуировалась на восток. На одной из станций поезд разбомбили фашистские самолеты. Мать погибла, отец пошел дальше на восток, оставив Лену в Картоне. Тогда я и подумал, а что, если увезти Лену к матери, пусть поживет у нее до конца войны, ведь никого из родни у нее не осталось. Вот только съезжу к матери, расскажу ей о Лене. Мама у меня человек душевный, она поймет. Мы проговорили с Леной до утра, она согласилась переехать к нам в деревню.
Прошло две недели, я побывал у матери и обо всем договорился. Как-то в лесу мы выплавляли тол из снарядов. Мне не терпелось поскорее сообщить Лене, что мать согласна и примет ее, как родную. Сев на коня, я помчался в Картон, договорившись с ребятами, что вечером они приедут за нами. Спешился я возле хаты, где жила Лена, привел коня во двор, поднялся на крыльцо. Лена встретила на пороге в сенях и шепнула, что у них обедают двое партизан-разведчиков. Они видели, мол, из окна, сказали, что знают меня.
— Я сам поговорю с твоей хозяйкой, скажу, что поедешь в отряд, а потом тебя на самолете переправят на Большую землю.