- Подожди! Не оборачивайся и ничего не говори! Просто вот так постой и дай мне сказать. Знаю, я идиот, я кретин, осёл, можешь назвать меня кем угодно, я согласен на всё. Я не имел права говорить тебе все те слова, я мудак, Пташка. Мне закопать этого урода нужно было, а не срываться на тебя. И оправдываться я не буду, нет тут никаких оправданий. Просто знай, я тебя люблю!- я дёрнулась, но он держал крепко, не дал вырваться,- Не так я хотел сказать эти слова, не при таких обстоятельствах. Но что уж теперь. Да, я тебя люблю. Давно. Полюбил, наверное, тогда, на втором курсе, когда в кафе сидели на Пироговке, а ты вошла вся такая красивая, волосы у тебя были длинные кудрявые. Кстати, почему кудрявые? Сейчас же не кудрявые. Не важно, потом расскажешь. И ты рассказывала про друзей, историю какую-то. Я даже не помню, что именно ты говорила, я просто сидел и пялился на тебя, как идиот. И думал, что у такой девушки наверняка есть парень.
- Не было,- просипела я, машинально отвечая.
-Не было,- протянул он задумчиво, все еще крепко удерживая меня за плечи,- Но я не знал тогда, я думал, что, если подойду к тебе, ты точно пошлешь меня. А ты не послала. И сейчас не посылаешь. Я ведь такой счастливый ходил, Пташка, когда твой взгляд заметил. Ты на меня так смотрела, будто я для тебя важен. Умереть хотелось от радости, думал, в груди разорвется, так распирало. И потом, когда поцеловал тебя. Ехал домой и улыбался, как дурак. Смотрел на всех в метро и улыбался. Я не встречал такой как ты никогда. Ты веселая, умная, нежная, но удар у тебя хороший,- он хмыкнул,- С тобой всегда интересно. Я бы с тобой не только в разведку пошел, я бы тебе государственную тайну доверил. А знаешь мою тайну, Птичка? Я эгоист. Я не отдам тебя даже самой себе, я жадный до тебя. Если скажешь в ногах валяться, буду, скажешь с крыши прыгнуть, прыгну, только не проси меня держаться от тебя подальше, не проси уйти. Я не смогу. И, если я когда-нибудь перестану тебя любить, то значит я буду мёртв!
Он замолчал, прижавшись ко мне всем телом. Я чувствовала, как он дрожит, крупной дрожью, его колотило словно в лихорадке. Дыхание со свистом вырывалось из его груди, выдавая крайнюю степень волнения.
- Птичка моя, родная, любимая, -он шептал нежности, голос срывался, чередуясь со всхлипами,- Прости меня, прости. Пожалуйста, дай нам шанс. Дай его мне! Увидишь, я исправлюсь, я тебе докажу, что на меня можно положиться! Что скажешь, Птичка? Сможешь мне поверить еще раз?
И он затих, даже дышать перестал, как мне показалось. Что ему ответить? Вот так сразу взять и согласиться? А что, если в следующий раз он еще что-нибудь придумает? Извечная конфронтация эмоций и здравого смысла. Первые активно призывали меня броситься парню на шею, залить его шарф слезами радости и облегчения, забыть обо всем и успокоиться. А вот здравый смысл…. Он говорил мне, что рано прощать! И я склонная была с ним согласиться. Нет, манипулировать его чувством вины я не собиралась, это низко. Но урок должен быть усвоен. Нами обоими. Набрав побольше воздуха в грудь, я заговорила, не оборачиваясь, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно: