- Серьезно не темнеет? Совсем? И даже в три часа ночи?- с энтузиазмом спрашивал меня Ромка, когда мы сидели в кафе «Север» на Невском и уплетали потрясающе вкусные нежнейшие фирменные бисквиты, запивая это великолепие ароматным кофе.
-Рома!- я не сдержалась,- Ты меня уже пятый раз об этом спрашиваешь! Нет, не темнеет, ни в три, ни в четыре, а в пять так совсем светло. Убедишься в этом сам прямо сегодня, когда пойдем на развод мостов.
Мой мужчина как ребенок радовался новому городу, с интересом разглядывая Медного Всадника, нашел себя в Петропавловке и словил дикий кайф в полдень, когда бахнула бастионная пушка, оглашая окрестности крепости грохотом залпа и оглушая. К сожалению, в Эрмитаж мы не попали, но это недоразумение с лихвой окупила прогулка на теплоходе. Серые могучие воды Невы, облаченные в гранитные берега, покорили его сердце, а виды, которые открывались, вызвали неподдельный восторг. Единственное, что немного мешало в полной мере насладиться погружением в историю города- это ветер. Ромка ёжился, кутался в теплый свитер и откровенно не понимал, почему я стою в легкой кофточке и до сих пор не посинела от холода. Каждый раз, бросая на меня удивлённые взгляды, он бурчал себе под нос:
- Абориген!
А я смеялась и называла его цыплёнком, так смешно он покрывался мурашками, стоило только легкому ветерку подуть с Невы. Мы гуляли долго и продуктивно, а ночью просто падали в кровать, засыпая еще до того, как наши головы коснутся подушки. Разведение мостов мы лицезрели еще в самый первый день нашего отпуска, а потом гуляли по центру города, по Лиговке, как дети бегали между колонн Казанского собора, рассматривали отверстия от снарядов в стенах Исакия.
Рано утром мы прибыли на Финляндский вокзал, чтобы на первой электричке отправиться в город моего детства. Питер я любила, но еще сильнее я была привязана к маленькому городу, притаившемуся в лесах Карельского перешейка, практически на границе с Финляндией. Природа там была потрясающей, величественные мачтовые сосны, с ярко-зелеными кронами, множество озер с чистейшей водой, среди которых самое известное Ладожское, ягоды черники и земляники, растущие прямо под ногами и приветливо подмигивающие маленькими темно-синими и красными глазками. Все там было знакомо с младенчества, каждая тропинка, каждая улочка. Подъезжая ближе к месту назначения, во мне все ярче разгорался огонь предвкушения встречи. С бабулей, с друзьями, с детством.
- Синёво! Осторожно, двери закрываются, следующая Приозерск!- проскрежетал в динамиках голос машиниста, и я практически завизжала от радости. Рома не особенно разделял моего восторга, он вообще настороженно отнёсся к «возвращению блудного попугая», совершенно верно полагая, что ему предстоит знакомство с моими друзьями детства. А их было немало, да и отличались они от наших московских приятелей своей душевной простотой и чистотой помыслов. Едва только двери электрички открылись, я, подобно юркой птичке, выпорхнула на перрон, с наслаждением вдыхая такой родной, упоительно чистый воздух, с ароматами чистой воды, хвои, вереска и полевых цветов. Я даже глаза прикрыла от удовольствия, раскинула руки в стороны, словно готова была взлететь, подхваченная ласкающими меня воздушными потоками.
- Эй, Птичка, ты что в астрал ушла?- с беспокойством услышала я Ромкин голос. Он стоял позади меня, держа чемодан за ручку и с интересом оглядываясь по сторонам.
- Ничего то ты не понимаешь, дорогой друг Карлсон!- пропела я, кружась и подпрыгивая,- Ромка! Я снова дома, как ты не понимаешь!
И поцеловав его, схватила за руку и потащила за собой:
- Пойдем скорее, там бабуля заждалась уже нас.
-Птичка, так время то раннее, десять утра! Бабуля твоя проснулась недавно, скорее всего. Дай человеку в себя прийти,- сказал он, едва поспевая за мной. Чемодан глухо ухал на мелких камушках, маленькими колесиками переваливаясь через них.