Напряжение между ними, возросшее стремительно, так же резко начало сходить на нет. Долохов хотел было что-то сказать, но Гермиона опередила его, разрывая повисшую тишину.
– Я… я не знаю, что со мной происходит, – начала она, нервно подрагивающие пальцы перебирали край куртки. – С Гарри и Роном мы сталкивались с такими пугающими вещами. Много раз. Были буквально на волосок от гибели. Каждый год в магическом мире у меня был повод бояться. Но я еще никогда… даже во время битвы за Хогвартс… не испытывала настолько сильный страх. Он практически всегда со мной с тех пор, как… Как мы оказались здесь, – она подняла голову. – И дело не в этом лесе. И не в монстрах. Кажется, я боюсь вовсе не их… Я боюсь… тебя… – медовые радужки изучали его лицо. – Что бы ты ни говорил, что бы ни делал… Я не знаю почему, но, когда ты рядом… Мне страшно. Правда, иногда страх будто пропадает ненадолго. И последние пару дней мне даже казалось, что он совсем ушел. Потому что умом я понимаю, что у меня нет повода бояться. Если бы ты хотел навредить мне, ты бы уже это сделал. У тебя было столько возможностей. Я должна испытывать другие эмоции. И я их испытываю…тоже… Но этот страх… Кажется, он снова вернулся. Не понимаю… Может, я схожу с ума?
Гермиона внимательно смотрела на Долохова, будто ожидая от него ответа. Он все также молчал, замерев на месте, и только чуть расправившаяся между бровей глубокая морщина свидетельствовала о том, что его настрой изменился. Наконец, мужчина приблизился и сел рядом, как и гриффиндорка, опершись спиной о камень.
– Ты использовал какое-то проклятье? Или кто-то другой… Во время битвы. Пожалуйста, скажи, если ты что-то сделал.
– Во всем и правда виновата магия. Но это никакое не проклятье, – ответил Долохов. – Это все ты. Этот страх, который ты не можешь понять и контролировать, имеет ту же причину, что и мое стремление быть рядом с тобой. Это твой Обливиэйт.
– Что ты имеешь в виду?
– Я размышлял об этом недавно. Когда ты накладывала заклинание, тогда, в кафе, твой страх передо мной был сильным, как и мой интерес к тебе. Ты влезла ко мне в голову и переплела наши эмоции. А магия их скрепила и усилила.
– Не может быть. Забвение так не работает. Ни в одной книге, что я изучала, об этом не упоминалось даже.
– Это магия, грязнокровка. Она может быть непредсказуемой. Особенно, магия модификации сознания. Тем более, если там замешаны эмоции.
– И что теперь? Я всегда буду тебя бояться, выходит?
– Ну, я не эксперт. Однако, думаю, это пройдет, когда твой собственный страх исчезнет.
Долохов повернул голову к девушке.
– Вопрос в другом: почему ты все еще боишься меня? Это ведь так, верно? Ты сама боишься меня. Без магии. У меня что, настолько пугающий вид?
– Я… – девушка замялась, смущенно отведя взгляд, а потом все же тихо продолжила: – Не то чтобы… То есть… Если честно, внешность у тебя не особо располагающая, – закончила она, собравшись наконец с духом.
– На-а-а-до же, – протянул мужчина, развернувшись к Гермионе всем телом. – Смелое заявление для напуганной девочки. Но ты права. Я хотел такого эффекта. Когда тебя боятся, то меньше лезут. И меня это всегда устраивало. Вот только с тобой у меня дилемма, лапонька. С одной стороны, меня веселит, что ты испытываешь страх. Однако, с другой, эта хренова магическая связь заставляет меня хотеть убедить тебя, что ты в безопасности. Как думаешь, у меня это получится или без шансов?
Он улыбнулся. Так мягко и тепло, что Гермиона мигом растерялась. Ощущая как цепи страха медленно ослабевают, она почти рефлекторно улыбнулась в ответ.
– Шанс есть у каждого, – произнесла она, сама не веря, что говорит это.
– Хорошо. Тогда, может, начнем с сушки твоих тряпок? – заметив, что девочка снова напряглась, Долохов поспешил добавить: – Я не собираюсь оставлять тебя голой. Укутаешься в мою мантию. Она теплая. Брюки и нижнее белье у костра высохнут довольно быстро, я думаю. С обувью сложнее, но все же лучше пусть хоть немного подсохнет, чем хлюпать в насквозь пропитанных болотной жижей кедах, согласна?
***
– Гермиона! – очередной крик рассек безмолвствующий лес.
Рука опустилась на плечо Гарри, и тот повернулся к другу.
– Думаешь, егеря поймали ее? – спросил Поттер.
– Все может быть. Но если это так, я более чем уверен, что они не тронут ее. Она ценнее, как заложница, – произнес Джордж. – Они, наверняка, попробуют использовать ее, чтобы выторговать свободу. И вредить ей не будут, потому что это разозлит нас и снизит их шансы нажиться на этой сделке по полной.
– Если она действительно оказалась среди этих сволочей… – Гарри всмотрелся в темные дебри. – А ведь есть вероятность, что с ними еще и Долохов. Даже представить боюсь, что этот отбитый на всю голову псих может с ней сделать…
***
– Так, пока твои трусы сохнут, давай подытожим, что мы знаем об этом лесе, – Антонин подложил несколько поленьев в костер.
При упоминании нижнего белья Гермиона зарделась. Конечно, она понимала, что Долохов специально цепляет ее, уже в какой-то степени привыкнув к этой его особенности вести диалог, но никак не могла подавить внутреннюю зажатость, которая пустила в ней корни в подростковом возрасте. Чтобы поскорее избавиться от сковывавшего ее всю смущения, девушка начала пересказывать Пожирателю то, что говорил ей Роберт.
– Вот только насколько можно верить россказням твоего парня? – когда Гермиона закончила, спросил Антонин, сознательно сделав акцент на последнем слове.
Подкол сработал вполне ожидаемо для него – глаза девушки блеснули таким знакомым ему по дуэлям с ней огоньком.
– Роберт – не мой парень! – возмутилась она.
– Правда? – деланно удивленно переспросил Долохов. – А доверилась ты ему почти как родному.
– В-все не так… Я… Это было не…
– Ладно-ладно, – удовлетворенно усмехнувшись, остановил ее мужчина. – Уверен, ты не всегда такая легковерная. Просто еще одна побочка. Страх способен возобладать над разумом, если он достаточно сильный. Тут либо рациональность, либо эмоции. В данном случае, эмоции победили, хоть и не совсем по твоей вине.
– Если ты так думаешь, зачем говорить все это? Или это твоя манера общаться с магглорожденными?
– Нет. Это моя манера общаться… со всеми, вне зависимости от статуса их крови. Вместе с моей, как ты выразилась, не особо располагающей внешностью, это тщательно создаваемый годами образ.
– Но ведь это не ты… – прошептала Гермиона.
– Откуда тебе знать? Мы с тобой общаемся всего несколько дней. И ты вроде боишься меня?
– И все же я понимаю, что, если бы ты на самом деле был таким неприятным человеком, каким хочешь казаться, я была бы уже мертва – либо тобой убита, либо брошена одна в лесу, где меня, такую легковерную, в первую же ночь наверняка схватил бы демон. Вместо этого ты защитил меня от приставаний егерей, потом оберегал, когда мы были уже вдвоем, ты обеспечивал пропитание и ночлег, отдал свою куртку, чтобы я не замерзла, ты спас меня сегодня от верной гибели. А сейчас я сижу в твоей мантии, потому что ты беспокоился, что я могу замерзнуть в мокрой одежде. Плохие люди так себя не ведут.
– А ты не думала, что магическая связь заставляет меня это делать? Мм?
Гермиона отрицательно покачала головой.
– Я видела тех, кто совершал какие-то действия под влиянием только одной лишь магии. Ты выглядишь совсем иначе. Ты делаешь все осознанно. Ты делаешь это… Потому что хочешь делать, – уверенно заключила девушка.
Долохов хмыкнул.
– Так и есть. Но только отчасти. Я действительно делал все это по желанию. Хотя, в некоторых случаях магия меня нехило стимулировала. Но не всегда. Когда-то это был я сам. Например, тогда с егерями – терпеть не могу подобные издевательства. Убить врагов, запытать их до смерти – могу. А мучать ради развлечения? Насиловать? Это не про меня. Но это не делает меня хорошим человеком. Просто у меня есть определенные принципы, которые я не могу преступить.