На следующее утро Герман остался в наблюдательном модуле, чтобы осмотреть ее владения как следует. Было 7.30 утра, когда железные двери модуля распахнулись перед ним. Все это напомнило Герману то время, когда Римма зарабатывала на жизнь продажей овечьей шерсти и продуктов из молока коз. Доходы от крупной коммерческой компании позволили Римме выкупить земельный участок для фермы, и, кроме того, построить собственную лабораторию под землей. Всего этого Герман не знал до встречи с ней, и все время думал: кем она по-настоящему работала раньше? Когда Герман думал о работах подобного типа, ему приходило на ум просторное светлое помещение бюро с массивными рядами столов вдоль выцветших стен, столы, заставленные белыми компьютерами-ящиками, где внизу под ногами путаются змееподобные толстые провода. Должно быть, в такой отдел нередко поступали запросы на создание разных компьютеров. Электронные компоненты, материнская плата, контактный керамический корпус, жесткий диск, загрузочный контроллер… поэтапный процесс сборки компьютера наверняка не казался Римме таким сложным. Но Герману бы это не далось легко — по сравнению с ней у него не было технического образования, да и белые компьютеры, перед которыми он сейчас сидел и смотрел трансляцию ангара Лиманов, мало его интересовали. Римма выглядела очень уставшей. Герману стало интересно, о чем она думает. Вот цена ее мести. Герман рассмеялся про себя. Человек, которому она была намерена отомстить, сидел прямо перед ней, а она и не знала об этом.
— Знаете ли вы, зачем я пригласила вас сюда? — спросила Римма, и Герман увидел, что ее взгляд помрачнел.
— Знаю, но я не был обязан сюда приходить, — сказал Герман, — об этом месте никто не знает, только мы с вами.
— Да, я, пожалуй, соглашусь с этим, — ответила она, — но суть не в этом, потому что суть состоит в моей философии.
— О, думаю, в этом мы с вами похожи! У меня она тоже есть, и я думаю, вы уже догадываетесь, что она из себя представляет.
Герман ожидал, что она будет яростно доказывать мне что-то, но вместо этого он мог прочесть в ее глазах только спокойствие. Их взгляды пересеклись. Римма встала с кресла, и жестом пригласила Германа в операционный модуль. Все помещение было тщательно продезинфицировано, и огромное крепление для хирургических машин на дисковом устройстве было неактивно. Компьютер телевизионной трансляции также был выключен. Операционная была погружена во мрак. Римма включила свет, и ослепительно-белые стены, как в кабинете у врача, предстали взору Германа. Стоя на пороге комнаты, Римма, медленно повернувшись к нему лицом, сказала:
— Моя философия означает, что мой Зверь — это не животное, это человек в зверином обличье. Знаете, почему? Начнем с понятия «Послечеловек».
— Что же это за понятие, и что вы вкладываете в данный термин? — спросил Герман вкрадчиво. Ситуация его сильно заинтересовала.
— Для начала ответьте, как вы сами понимаете это слово? — Римма сцепила руки в замок, но уходить с порога комнаты не собиралась.
— Для меня это означает, что какая-то допустимая черта осталась позади, — сказал Герман неуверенно. Внезапно он почувствовал раздражение. И что вы хотите этим сказать, в конце концов?
Римма только махнула рукой, видя его раздражение, и провела его обратно в операционный модуль, где они сели на сиденья перед белыми компьютерами. Свет компьютеров в полутьме отражался в глубине ее бездонных, отчаявшихся глаз. Она давно потеряла надежду.
— Для меня Послечеловек, — начала она, — это человек, поврежденный духовно. Эта поврежденность может быть как врожденной, так и приобретенной; врожденная подразумевает под собой духовное уродство, чистое зло, иначе таких людей называют моральными уродами, а приобретенная порождается внутренними страданиями. Последний факт позволяет причислить к разряду Послечеловека некоторых преступников, серийных убийц и террористов.
— Вы хотите сказать, что и мы с вами принадлежим к этому разряду?! — Герман вскочил со стула. Волнение пробирало его до костей.
— Да… успокойтесь, сядьте, — недовольно сказала она, — на этом я еще не закончила. Это еще не все, о чем я хотела рассказать.
— Вы когда-нибудь читали «Феменологию духа» Г.В.Ф. Гегеля, философский трактат 1807 года? Мой внутренний Зверь, которого породило страдание, мой Зверь, который жалобно скулит и ворчит, обвивая пушистым хвостом мое слабое немощное человеческое тело, он бесконечно отрицает себя, возможность прощать чужое зло.
— То есть Зверь отрицает сам себя? Свою человечность?