Выбрать главу

Она пододвинула к нему коробку рисовых хлопьев, а также миску и ложку. Он молча положил себе хлопьев, позабыв, казалось, нужные слова.

— Молока? — спросила она.

— Спасибо.

Подперев подбородок рукой, Алиса смотрела, как он ест. Обычно он не возражал, чтобы на него смотрели.

— А что у тебя с волосами? — спросила Райли, проходя из кухни в прачечную.

— Отросли, — ответил он, с удовольствием хрустя хлопьями.

— И так сильно?

— Угу, так сильно.

— Мои так не отрастают, — заметила Алиса.

— Потому что ты, вероятно, их моешь и расчесываешь.

— В общем, да.

— Ну вот.

— Они у тебя не так уж хорошо выглядят, — сказала Райли вполне обыденным тоном, держа под мышкой полотенце.

— Я знаю, — ответил Пол, нащупав пальцами один из свалявшихся комков. — Немного чешутся. Думаю, на лето постригусь. — Положив ложку, он взглянул на Алису. — У тебя все еще есть парикмахерские ножницы?

Она потрясла коробку с хлопьями, чтобы посмотреть, хватит ли еще на одну тарелку.

— Да. Хочешь их одолжить?

— А ты могла бы это сделать? — спросил он.

Она поставила коробку на стол.

— Ты хочешь сказать, могла бы я тебя постричь?

— Ага.

Иногда она стригла его, и Райли тоже. Время от времени стригла и других ребят. В качестве услуги вынимала из волос комки жевательной резинки и репьи. И не потому, что хорошо умела стричь, но потому только, что однажды дядя Пейтон подарил ей парикмахерский набор с хорошими ножницами. А иначе приходилось бы уезжать с острова.

Может ли она его постричь? А почему бы и нет?

— Что-нибудь простенькое, — сказал он.

— Сделай ему пышную шевелюру, — предложила Райли.

— Думаю, что смогу.

Он встал, выжидающе глядя на нее.

— Прямо сейчас? — спросила она.

Лучше было бы немного повременить, и тогда он об этом забудет.

— Да. Это ничего?

Она почти машинально поднялась вслед за ним по лестнице. У них была лишь одна ванная комната, и они с Райли подолгу препирались о том, чья очередь ее убирать. Пол сел на край ванны, как привык это делать.

Райли встала в дверном проеме с усмешкой на лице.

Ножницы лежали в шкафчике, все в том же пластиковом футляре. Алиса предпочла бы, чтобы они на нее не глазели. Ее смущала такая приверженность Пола к ее ножницам.

— Ладно. Так… — начала она. — Просто, гм…

— Просто отстриги их.

Он стянул через голову футболку, что только усилило ее неловкость. Она заставила себя сосредоточиться на его голове. Теперь его лицо находилось на уровне ее груди, а обычно было наоборот. Он посмотрел на нее снизу вверх, и у нее возникло ощущение, будто она состоит из одних ноздрей.

— Не все, конечно…?

Она не смогла бы постричь его наголо.

— Смелее. Делай, как хочешь.

— Думаю, ты найдешь там какую-нибудь живность, — прокомментировала Райли.

Алиса кивнула. Не это ее беспокоило. Невозможно было вырасти вместе с Райли и быть ханжой.

Смешно подумать, о каких вещах они втроем только ни говорили. Часто их интересовали вполне конкретные вещи. Конкретные или метафизические, а иногда нечто среднее. Еще один пережиток, своего рода прерогатива ребенка. Они говорили о рыбе, и они говорили о Боге. Но по мере того как ребенок подрастал, его начинало занимать то, что посередине.

Прошлым вечером, когда по кровельной дранке барабанил дождь, они несколько часов проговорили, сидя на усыпанном песком полу в их гостиной. Они говорили о сильных штормах, смытых волной домах, о старой прогулочной дорожке, проходившей некогда по берегу океана и лежащей теперь глубоко под водой. Они говорили о неизменности своего острова, вопреки тому, что он постоянно менял очертания. Алиса испытывала облегчение от того, что родителей нет дома, что они втроем, как и прежде. Поэтому разговор их перескакивал с предмета на предмет, иногда заходя в тупик. Они могли позволить себе не обсуждать серьезные темы — например, то, чем каждый из них занимался за прошедшие три года.

Алиса подняла ножницы и несколько раз щелкнула ими в воздухе. Для начала она дотронулась рукой до теплой макушки Пола. Алиса чувствовала, как руку ей покалывает его щетина. К горлу подкатили рыдания. Как же она по нему скучала! Иногда человек до конца не осознает всю печаль оттого, что его забыли, пока не утешится тем, что его снова вспомнили.

— Ладно, начнем, — сказала она слабым голосом.

Захватив прядь его коричневых волос, она отстригла ее. Острые ножницы, встретившись с волосами, издали чудесный звук: мягкое многоголосое поскрипывание. Алиса припомнила, что ей всегда нравился этот звук.