— Артем у вас живет?
— У нас, — ответил из-за ставни женский голос.
— Пусть он выйдет на минуточку.
Полоска в ставне опять засветилась. Через минуту заскрипела дверь, стукнула щеколда ворот, и на улицу вышел Артем в белой нижней рубашке, босиком.
— Любка?! — удивился он. — Чего тебя черти носят по ночам?
— Артем, вас убить хотят! Беги скорее к своим… Всех убьют! — взволнованным шепотом говорила Любка.
Артем выслушал ее сбивчивый рассказ, недоверчиво протянул:
— А ты не брешешь?
— Убей на месте, если хоть словечко неправды сказала!
— Обожди тут. Я оденусь. Пойдем к Жердеву.
— Я не могу с тобой идти, Артем. Я выскочила на минутку, за водкой — сказала. Они ждать меня будут. Ты иди. Двери я оставлю открытыми на случай чего. Пойдете ко мне — опасайтесь: во дворе стоит часовой. Полбутылки я ему суну, пусть сосет, может быть, насосется к тому времени. Я пойду. А ты скорей, Артемочка…
Любка скрылась в темноте.
Неровным строем красногвардейцы вышли со двора Совета.
В переулке, вблизи Любкиной квартиры, отряд остановился. Жердев разделил его на три части и приказал:
— Глядите, ребята, в оба, чтобы и мышь не проскочила. Стреляйте только в крайнем случае. Берите живьем. Пошли.
Красногвардейцы тихо оцепили дом. Жердев тронул Артема за плечо и пошел вперед.
— Во дворе часовой, — шепотом напомнил Артем.
— Знаю, — тихо ответил Жердев.
Чем ближе к воротам, тем осторожнее, неслышнее шаги.
Калитка была полуоткрыта. Они остановились, и Артем просунул голову в щель. Из окна к крыльцу падал прямоугольник света, дальше, в темном углу у сарая-дровяника, кто-то икал, вздыхал, несвязно бормотал.
— Кто там? — шепотом спросил Жердев.
— Должно, часовой… Поет, а?
— Любка его напоила, — обрадованно зашептал Артем. Жердев тихо свистнул. Подошли красногвардейцы.
— Сейчас откроем калитку, и бегом во двор. Двое к часовому, остальные к окнам. Ты, Артем, за мной, в помещение, — прошептал Жердев и взялся за кольцо калитки. В это время дверь квартиры распахнулась, на крыльцо вышел человек.
— Саврасов! — окликнул он. Часовой не откликался. — Саврасов!
— Чего?
— Сейчас тебя сменим.
— Давай… иык… наполнили свои утробы! Иык…
— Да ты пьян, скотина? Ну обожди — я тебе дам… — угрожающе проговорил человек на крыльце, повернулся и исчез в помещении.
— Ну, живо! — Жердев распахнул калитку. — Не шумите!
В два прыжка он оказался у крыльца, на ходу выхватывая из кармана гранату. К двери подошел, ступая на носки. У Артема сжалось сердце. Он зачем-то пошарил на рубашке пуговицы… Дверь распахнулась… Жердев с наганом в одной руке и гранатой в другой встал у порога.
— Руки вверх!
Люди повскакали из-за стола.
— Руки вверх, паразиты, не шевелитесь!
У стола с тарелкой в руках стояла Любка, бледная, без кровинки в лице. Она тоже подняла руки вместе с тарелкой.
— Обыщи их, Артем, — приказал Жердев.
Артем взял винтовку под мышку, не спуская пальца с курка, шагнул к столу. И вдруг кто-то из анархистов ударил ногой в стол, он опрокинулся. Загремела посуда, упала и разбилась лампа; залитая керосином, ярко вспыхнула скатерть, хлопнул револьверный выстрел. Кто-то прыгнул в окно на улицу, там началась возня, потом послышались приглушенные стоны. На подоконник легли стволы винтовок.
В неровном пляшущем свете от горящей скатерти метались люди. Стреляли. Жердева Артем не видел. Сам он стоял в углу. Его не замечали. Когда к нему кто-нибудь становился спиной, Артем бил прикладом по голове. Мимо, прижимая к груди залитую кровью руку, пробежала Любка. За ней с наганом в вытянутой руке — командир анархистов. Артем выстрелил. Анархист упал.
— Сдавайтесь, сволочи, или мы перебьем всех вас! — прогремел голос Жердева. Анархисты стали поднимать руки. В помещение вошли красногвардейцы. Артем затоптал догоравшую скатерть, содрогаясь от отвращения, перешагнул через труп бородатого, прошел к кухонному столу. Здесь в полутьме кто-то сидел и плакал, всхлипывая по-ребячьи.
— Кто тут? — спросил Артем.
— Я это.
— Ты, Люба? Ты ранена?
— Не знаю. Рука болит.
— А лампа у тебя есть еще одна?
— Есть. Посмотри под столом. Она с керосином.
Артем зажег лампу, повесил ее на гвоздь в стене. Красногвардейцы уже разоружили анархистов. На полу, залитом кровью, лежали четверо убитых.
— Кто у вас главный? — тяжело дыша, спросил Жердев, засовывая наган в карман шинели и садясь к поставленному на место столу.