Я вполне мог бы включить в тот или иной из предыдущих нескольких абзацев утверждение, сделанное рассказчиком из «В дальних полях», первой части в «Изумрудно-голубом» . Я всегда особенно гордился этой частью и первыми несколькими страницами в частности. Сам я никогда как учитель ни одному ученику или ученикам не давал такого подробного отчета о своих методах письма, какой, по словам рассказчика, он дал, но ничто в рассказе рассказчика не противоречит ни одному из моих убеждений о моем писательстве, и моя карьера как автора художественной литературы могла бы пойти гораздо более гладко, если бы у меня была хоть какая-то его кажущаяся уверенность и если бы я смог добросовестно следовать его инструкциям по написанию художественной литературы со смыслом. Одно его утверждение осталось со мной с тех пор, как я недавно прочитал эту часть: его утверждение, что все образы в его сознании находятся на своих законных местах.
Большую часть времени, пока я писал это эссе, я думал иначе о своих мысленных образах. Конечно, образы в основном были организованы в созвездия, как я их называю, но мне казалось, что сам процесс письма, по крайней мере отчасти, помогал назначать определённые созвездия их предопределённым позициям. (И моё сегодняшнее использование слова « созвездия» не помешает мне завтра представлять себе города на мысленной карте.) Если бы я думал о своём творчестве скорее как о раскрытии или раскрытии, чем как о выдумке, была бы сама задача иной или, скорее, проще? Как и рассказчик, я часто полагался на своё суждение, перекладывая папки или листы бумаги в попытке найти последовательность разделов, которые бы создали стройное целое из частей, которые трудно объединить или соединить. Я даже…
Я испытывал особое, поистине трудноописанное удовлетворение, когда из соединения кажущихся противоположностей возникало некое единство. Было ли это удовлетворение результатом добавления новой детали к неполной карте или же результатом того, что я наконец узнал то, что уже давно было известно?
Наконец, за несколько недель до начала работы над этим эссе я сделал заметки по более чем двадцати системным карточкам. Пока я писал это эссе, я упомянул не более полудюжины карточек. Остальные будут собраны и спрятаны в папке с надписью « Сброшено» в ящике с надписью «Последнее» . Письмо к читателю в моём литературном архиве. Интересно, где в моём мировоззрении находятся образы, которые я представляла себе, пока писала на всех этих карточках?
Пока невидимо
СТОЙКИЕ СИРЕНИ
«Невидимая, но непреходящая сирень» называется сборником эссе, но эта удобная классификация скрывает некоторые несоответствия. Например, «Система потоков» ранее входила в сборник «Бархатные воды» , который, конечно же, представляет собой сборник коротких рассказов. «Птицы Пусты» задумывался как рецензия на книгу. «Встречи с Адамом Линдси Гордоном» и несколько других произведений были написаны по заказу для литературных журналов или газетных приложений. «Чистый лёд» изначально был речью, которую я написал и произнес для презентации книги « Внутри страны» на фестивале в Аделаиде в 1988 году. (И вот, теперь, у меня есть шанс исправить ошибку, которая часто беспокоила меня в течение двадцати пяти лет с тех пор, как я осознал её. То, что я совершил эту ошибку, ещё раз доказывает, что моё чтение – и не только чтение художественной литературы, но и любое чтение – это не поиск фактов или истин, а скорее бесконечный поиск элементов моей уникальной мифологии.
Моя встреча с женщиной, упомянутой в пятом из этих эссе, была настолько знаменательной, что затмила для меня многое из того, что я узнал из соседних страниц. Я заявил своим слушателям в Аделаиде, что никогда не предполагал, что некая молодая женщина способна прочитать хоть одну страницу моей книги, пусть даже на языке призраков. Несколько лет спустя, перечитав во второй раз то, что стало неясным при первом прочтении, я понял, что молодая женщина могла бы прочитать любую страницу на венгерском языке, которую она сочла бы нужной. Каждый землевладелец в Венгерском королевстве был обязан по закону обеспечить начальную школу для детей рабочих поместья. Дьюла Ильеш заполнил шесть страниц своей книги рассказами о своих школьных годах.