ИСТОРИЯ КНИГ
Мне всегда становится не по себе, когда я снова смотрю на обложку своей десятой изданной книги. Люди, сведущие в таких вопросах, говорили мне, что А. У «Истории книг» хорошо оформленная обложка, и я верю этим людям, но всякий раз, когда я снова смотрю на изображение хмурого мужчины средних лет, занимающее всю обложку, я вспоминаю множество случаев, когда мне было трудно объяснить тому или иному собеседнику, почти наверняка благонамеренному и являющемуся поклонником моих произведений, почему я действительно не могу сказать, сколько в том или ином произведении – художественный вымысел, а сколько – автобиография. Иногда я давал такому собеседнику ответ, который, как мне казалось, побуждал к размышлениям: предлагал ему или ей написать при первой же возможности первую тысячу слов автобиографии, а затем поразмыслить, какая часть написанного заслуживает названия художественного произведения за неимением более подходящего. Иногда я рассказывал собеседнику о сложных таблицах, которые использовал Уэйн К. Бут в «Риторике художественного произведения», чтобы различать таких персонажей, как рассказчик, подразумеваемый автор и дышащий автор. В таких случаях я бы упомянул описательную фразу, использованную Бутом для последнего из этих трех: в значительной степени непознаваемый .
«Ну, вот вы где», — сказал бы я, или мне хотелось бы сказать, спрашивающему.
«По словам человека, посвятившего свою жизнь изучению того, как художественная литература воздействует на читателя, вам никогда не суждено узнать обо мне ничего ценного, изучая мою художественную литературу».
Если бы я когда-либо говорил так с спрашивающим публично, он или она, конечно, имели бы право ответить, что мой допрос в тот момент не подразумевал изучения какого-либо моего текста, а был личным общением в повседневном мире, где людям лучше всего давать простые, ясные ответы.
Честное слово. Если бы этот гипотетический обмен мнениями состоялся после публикации первого и единственного издания «Истории книг» , у меня, возможно, хватило бы присутствия духа показать моему собеседнику экземпляр книги с изображением хмурого человека на обложке и, помня о необходимости ясной и честной речи, я мог бы сказать что-то вроде следующего.
За бесчисленные часы, пока я заполнял бесчисленные страницы черновиков моих опубликованных книг, я ни разу не показал никому на рассмотрение ни одной страницы. Помню, как иногда читал жене вслух абзац, которым особенно гордился, но она редко делала какие-либо содержательные замечания. Казалось, она понимала, что моя главная цель — услышать, как мои слова произносятся вслух, или, возможно, оценить их воздействие на невидимую аудиторию в будущем. Если она была достаточно проницательна, чтобы понять это, то, вероятно, понимала и то, что я пишу не для неё или для моих невидимых читателей, даже если иногда предлагал им для пробы избранный абзац: я пишу для персонажа, с которым мы часто общались в детстве, когда, казалось, постоянно находились в присутствии ангелов, святых и трёх ипостасей нашего божества.
Справочник Роберта Грейвса для писателей назывался «Читатель над вашим Плечо , но в самом тексте он ссылается на толпу воображаемых читателей, чьё постоянное внимание удерживает писателя от ошибок и спотыкания. Автор длинного отрывка, процитированного в предпоследнем разделе «Истории» Книги (в примечании издателя верно обозначены как Шандор Мараи), похоже, иногда писали, а иногда хотели писать для той, которую он называет то Вечной и Непознаваемой, то, кажется, хочет с ней встретиться. Бут включает в некоторые из своих диаграмм предполагаемого читателя. Ту, которая контролирует большую часть моих собственных текстов, я для этих целей называю своим Идеальным Читателем, и не для того, чтобы скрыть её истинное имя, а потому, что у меня самого нет для неё имени. Будучи человеком, вынужденным думать обо всех невидимых сущностях как о занимающих определённое пространство, я представляю её чаще всего находящейся в дальнем углу комнаты, где я пишу, или даже в соседней комнате, видимой через одну или несколько дверей или арок. Она редко смотрит в мою сторону, но хорошо осознаёт моё присутствие. У неё характерная внешность, но она не похожа ни на одного человека, которого я когда-либо встречал. У неё есть
не произнесла ни слова, но я понимаю, что она ко мне хорошо расположена.