Сарапул тупо уставился на дорогу. Видимо, камень, брошенный мной, попал в мертвое болото его мозговых клеток, не оставив на поверхности ни всплеска, ни кругов.
Толик никак не мог правильно воспринять последнюю мою фразу: толи это комплимент мастерству его управления автомобилем, толи подкол, относительно его умственных способностей. Наконец, что-то щелкнуло в теменной части головы бывшего гаишника и он, выезжая на Бердское шоссе, хмуро спросил:
- А что не так, Иван Васильевич?
- Уж слишком много странностей в твоем рассказе, больше похожем на дребездень.
- Почему?
- Во-первых, трудно перепилить решетку за время, пока часовой обходит церковь. Во-вторых, гранаты никогда не хранятся с запалами. И в-третьих, взорвавшаяся в руках граната отрывает не только два пальца, а кое-что ещё.
Толик молча обогнал нещадно дымящий и воняющий соляркой КАМАЗ.
- А потом, Толя, - мягким голосом, как больному, говорил я, - представь подростка, почти взрослого человека по тем тяжелым временам, — который, положив на камень гранату, бьёт по ней молотком! Не распиливает напильником или пилой, а бьёт молотком. На какой эффект рассчитывал твой безрассудно храбрый, но совершенно нецивилизованный, дремучий герой?
Я помолчал, давая новой информации пробиться сквозь бронированную лобную кость бывшего мента.
- И если он в отрочестве бьёт молотком по гранате, то каких действий можно ждать от него, когда он стал президентом? А что ты, Толик, скажешь относительно человеческих качеств твоего «оружейника»? Ведь любой подросток во время войны понимал, что означает для часового перепиленная решётка и похищение боеприпасов с охраняемого склада. Судьба этого часового для юного Ельцина была столь же далека и безразлична , как и судьбы сотен погибших гражданских во время преступного расстрела Белого Дома в 93-ем году.
Не думаю, что мои слова изменили твердую уверенность Сарапула в абсолютной божественности русского миссии коммуниста-функционера Бориса Ельцина. Любовь безумцев не основана на логике и фактах. Она, напротив, идет вразрез со всеми канонами красоты, доброты, силы...
Наша лаборатория находилась на улице Ильича в доме №40. Олег Ефремович Буцкий встретил меня в своем кабинете. Приятное, открытое лицо, доверчивая улыбка. Густые, тронутые сединой волосы в аккуратной короткой стрижке придавали его облику солидность и надежность. На вид ему было около шестидесяти, но глаза его, казалось, принадлежали молодому, веселому человеку, который никогда не сдается…
- Добро пожаловать, Иван Васильевич! – протягивая руку для пожатия, сказал профессор.
- Привет, Олег Ефремович…
- На туриста вы не похожи, - со смехом продолжал Буцкий, взглянув на мой багаж, - полагаю, это целый чемодан работы?
- Вы ошибаетесь, дорогой Олег Ефремович, - два…
- Что? Не понял.
- Внутри этого современного монстра еще один, старинный. И в нем тоже работа.
- Чемодан из прошлого это хорошо, - задумчиво сказал профессор, - если он с замком и ручкой…
- Так и есть.
- Что ищем?
- Все, что как-то укажет на владельца.
Когда наша «Тайота» уверенно влилась в поток автомашин на Морском проспекте, я с печалью подумал, что в последнее время чемоданные истории просто липли ко мне, как банные листья к заднице. Я еще хорошо помнил невероятные тайны чемодана Нелли Заваровой. Что же будет с очередным баульчиком из прошлого?
Июньское недвижимое ярко-лазурное небо с клочками белых туч напоминало эскиз нерадивого студента художественного училища, написанный в остром постинтоксикационном состоянии вследствие злоупотребления дешевых алкогольных напитков. Мы заехали в детский сад на Восходе, где я забрал Антона. Запрыгнув на заднее сидение, он тут же принялся рассказывать о тяжелой детсадовской доле.
- Пап, мы сегодня были у зубастого врача!
- Стоматолога?
- Ну да. Он сказал, что у здорового человека должно быть 32 зуба. А у Федьки Баранова нашли дупло.
- А у тебя?
- У меня зубки целые.
- Пользуйся, сынок, - сказал я, - зубы даются человеку бесплатно только 2 раза в жизни…
Вдохнув прохладный дворовый воздух, я попрощался с Анатолием, захлопнул дверцу автомобиля, и мы с Антоном направились к подъезду нашего дома . Веселый скрип песка под ногами напоминал мне о предстоящем блаженстве еженедельного двухдневного отдыха, дарованного 37 статьей Ельцинской Конституции. Хотя это обстоятельство не добавляло во мне уважения к одиозной личности Бориса Николаевича.
Тамара уже была дома. И не одна. На кухне хлопотала моя теща, а в зале нас встречал тесть, Сергей Иванович. В голубой яме телевизора Леня Голубков чертил крутой график быстрого обогащения, и бородатый Распутин многообещающе подмигивал с этикетки гигантской бутылки водки.