И Люк побежал, не разбирая, куда и зачем, подальше от этого места, где нечем дышать. Сбилось дыхание, ноги стали ватными, но он не мог остановиться. Только бы успеть, только бы успеть...
Куда успеть и зачем он не спрашивал. Он знал, что надо успеть. Что у него один шанс из тысячи и почти не осталось сил и желания, кроме одного: добежать.
В глазах потемнело и все поплыло, но останавливаться нельзя, нельзя... за ним погоня, малейшие промедление - и всё. Он слышал один только звук - биение сердца.
Земля покачнулась и поднялась - это одна нога споткнулась и ушла, центр равновесия сместился и Люк - упал. Несколько мгновений резкой боли в области желудка и захлебывавшихся глотков воздуха, а потом он вскочил и, не понимая, где находится, уставился в обзорный экран. Синие линии гиперпространства и непроницаемая чернота космоса.
Сон. Всего лишь сон.
Сколько он проспал? Люк бросил взгляд на панель со временем, встроенную над дверью каюты. Пять часов... До Корусканта еще лететь три часа. Там, наверное, уже утро, и солнце восходит, освещая крыши домов:. Тех самых, которые он видел во сне? Юноша тряхнул головой. Ерунда! Не хватало еще поддаться дурацким суевериям. Вещие сны: но Люк не мог отделаться от мысли, что там, в глубине кошмара, он был кем-то другим. Близким - и одновременно незнакомым. Что бы все это значило? К сожалению, подобные вопросы в жизни Люка обычно оставались без ответа. Реакцией Оуэна Ларса на все странное, что происходило с племянником, было недоверие. И еще страх. Страх во взгляде тетушки, в сознании Люка прочно связавший слова «необычность» и «опасность». Общение с попечителем и, особенно, с Сидом заставило этот барьер несколько податься, но: Скайуокер сердито хлопнул ладонью по датчикам возле койки, включая освещение. До выхода из гипера - еще два часа. А заняться совершенно нечем. В одиночестве ему в голову лезли разные пугающие мысли, и Люку не хотелось думать, насколько они индуцированы проклятым сновидением. А еще ему не хотелось быть одному. Проверить, как там док? Сомнительно, что он сейчас спит. А Вейдер уже, наверняка, на месте... и Люк вдруг остро пожалел, что не полетел с ним на Альдераан. Он упорно старался позабыть о ситховом сне, но слова «Корускант» и «что-то случится» постепенно сливались воедино. И молодой человек затруднялся сказать, плохо это или хорошо.
Люк подошел к мед. лаборатории и прислушался к ощущениям. Так и есть: Линнард и Сид. Они что - всю ночь там просидели? Вряд ли, скорее всего, просто раньше проснулись. Линнард как никак отвечает за корабль и вынужден бодрствовать.
Когда Скайуокер ставшим уже привычным жестом открыл дверь в кабинет Линнарда, врач и Сид, преимущественно молчавшие до этого, тут же возобновили пикировку. Это зрелище тоже стало привычным. Скайуокер не знал, как эти двое разговаривают наедине, но в его присутствии доктор постоянно затевал какую-то язвительную болтовню. Как будто хотел отвлечь внимание своего пациента от другого объекта.
Надо сказать, что с момента их знакомства, наверное, за пару часов сна, старик стал выглядеть намного здоровее. Улучшился цвет лица, исчезли круги под глазами. Люк затруднялся сказать, насколько внешние перемены в Сиде основывались на действиях врача, и насколько они были обусловлены отдыхом. Что-то мешало юноше прямо спросить о роде занятий своего нового знакомого, - и это не могло не удивлять. Его чаще упрекали за недостаток дипломатичности, чем за деликатность. Возможно, подобная робость основывалась на поведении Линнарда, который ощутимо побаивался этого старика. До недавнего времени Скайуокер не задумывался, как ему удается определять людские эмоции. Теперь же он начал связывать свои способности с таинственной «Силой», о которой говорили Бен и Вейдер. А вот Сид в разговорах эту тему упорно обходил. Что было так же странно, как поведение Линнарда. Создавалось впечатление, что врач пытается помешать их беседам со стариком, - и Сида это пока устраивает. Люк сомневался, что доктор решится открыто противоречить этому внешне безобидному дедушке. От этого - ситха? - не исходило непосредственной опасности, но юноша хорошо помнил свою первую ассоциацию: смерч. Так что некоторая осторожность Линнарда была бы понятна. Однако тот вел себя прямо противоположным образом. Как птица, которая, изнемогая от страха, отвлекает внимание хищника от птенцов. В данном случае - от него, Люка. И Скайуокер упорно спрашивал себя: «Почему?». Возможно, пришла пора адресовать этот вопрос кому-то другому? На этой ноте Люк отвлекся от размышлений и прислушался к разговору, который неожиданно стал перекликаться с его тайными мыслями: