Теперь шатаюсь в одиночку, шепча у бездны на краю, что все вовлечены в цепочку, и каждый прожил не свою. Сойтись бы после той пирушки, где все нам было трын-трава, — и разобрать свои игрушки, надежды, выходки, права! Мою унес сосед по дому, свою он одолжил жене, она свою дала другому, — и чья теперь досталась мне? Когда сдадим их все обратно, сойдясь неведомо куда, — тогда нам станет все понятно, да фиг ли толку, господа.
2004 год
«Вся жизнь моя обводит…»
Вся жизнь моя обводит, как Обводной канал, ту мысль, что все проходит, то есть нам никто не врал. Эта илистая жижица, извилистая нить, с виду вроде бы не движется, а не остановить, сколько в гладь ее угрюмую ни окунай весло. Вот на тебя гляжу и думаю: прошло, прошло, прошло. Ни божественное слово, ни верещащий соловей не значат ничего другого, кроме бренности своей. Когда глядишь на мельтешенье графоманской малышни, все эти самоутешения особенно смешны. На месте сталинской высотки разливается тайга, из блистательной красотки получается карга, и ракета после запуска упадет, пробив дыру. Не могло, а видишь — запросто. Вот так же я умру — как надлежит ослу и гению, как поступает большинство, и к счастью или к сожалению, ты не рехнешься от того. То есть рехнешься обязательно, за всеми же придут, — и это очень показательно в свете сказанного тут. Мораль, что жизнь мою итожит, над входом надо бы прибить: сначала говоришь — не может, а потом — что может быть. И не только охломону, что по природе недалек, — а сперва и Соломону это было невдомек: при всей своей гордыне царской он загрустил, как человек, услышав от царицы Савской, что и это не навек. Потом, порвав с царицей Савской (он всех со временем бросал), он не расстался с круглой цацкой, где эту надпись написал. А ты сидишь и уминаешь шоколадное драже. Оно проходит, ты понимаешь? Не понимаешь? А я уже. Жизнь уходит, как водица, как песок. И черт бы с ней. Лучше было не родиться, это было бы честней.
2004 год
«У меня насчет моего таланта иллюзий нет…»
2005 год
«Я назову без ложного стыда…»
«Еще пугает слово „никогда“».
Н.С. Я назову без ложного стыда Два этих полюса: Дурак боится слова «никогда», А умный пользуется. И если жизнь его, как голова, Трещит-разламывается,— Он извлекает, как из рукава, Величье замысла. Я не увижу больше никогда Тебя, любимая, Тебя, единственная, тебя, балда Себялюбивая. Теперь ты перейдешь в иной регистр И в пурпур вырядишься. Отыгрывать назад остерегись: Вернешься — выродишься. Мне, пьедестала гордого лишась, Тебя не выгородить — А так еще мы сохраняем шанс Прилично выглядеть. Я, грешный человек, люблю слова. В них есть цветаевщина. Они из мухи делают слона, Притом летающего. Что мир без фраз? Провал ослизлой тьмы, Тюрьма с застольями. Без них плевка не стоили бы мы, А с ними стоили бы. Итак, прощай, я повторяю по Прямому проводу. Мне даже жаль такого слова по Такому поводу. Простились двое мелочных калек, Два нищих узника. А как звучит: навек, навек, навек. Ей-богу, музыка.2004 год
Новая графология-2