– Я просто округлил в большую сторону, – подмигнул ему Торгнюр.
– Вкус мне пока не отказал, – Анрайс передал флягу Геральту, – в отличие от всего остального…
– Анрайс, друг, я тебя не узнаю! Что такой кислый, будто уксуса выпил?!
Анрайс долго не отвечал. Кодиций мог потянуться к разуму капитана, но не решился так его оскорбить. Просто сидел, ждал и перекатывал огненную воду во рту.
– Мне кажется… – начал Анрайс. – Мне кажется, что Император… больше не благоволит мне.
– Да ладно, брось! – воскликнул Торгнюр. – Ты – один из самых достойных Его воинов!
– Усомнился в Нём однажды, – от слов Анрайса повеяло холодом. – С тех пор не везёт.
Скальд что-то воскликнул, но кодиций уже не слышал. Снова провалился в видение, которое было вызвано словами капитана.
– … сам повинен в грехе глупости. А я не намерен оправдываться перед глупцами! – кодиций обнаружил себя совсем в другом месте и времени, далёко-далёко от холодного колдовского костра посреди великого ничто Скутума.
Незнакомое место, напротив, было насыщено деталями. Огромный просторный хорошо освещённый зал. Стяги и прекраснейшее оружие на стенах ждали владельцев. Всё, так или иначе, было связано с крыльями, копьями, перьями. Геральт увидел полотно с изображённым на нём всадником, который пронзил дракона пикой на скаку. Дальше на стойке внутри стеклянного ларца заметил крупную булаву с грушевидным навершием, усеянным несколькими крыльями, тянущимися вдоль рукояти. И, наконец, внимание захватил величавый Ангел Смерти, который сидел на золотом троне, сложенном из копий и мечей. Весь его внешний вид говорил о королевской стати: ухоженные светлые волосы по плечи, роскошные пышные усы, переходящие в бакенбарды, ледяной взгляд. Только уродливый и глубокий рубец на лбу портил картину.
– Поэтому я поручаю тебе, Геральт, взять самый быстрый корабль во флоте и добраться до Терры. Предоставишь доказательства и убедишь повелителей в нашей невиновности.
Кодиций мог попытаться спросить что-нибудь, но посчитал, что правильным будет дождаться окончания видения. Его губы открылись, и изо рта вылетели следующие слова:
– Слушаюсь, магистр. Что будет с моей хоругвью?
– Отбери лучших всадников. Они поддержат первых воинов нашего капитула. Остальные станут твоей свитой.
– Приказ ясен. Позволите приступить? – спросил Геральт.
Золотой воин на золотом троне кивнул.
Геральт снял с пояса и одел шлем с плюмажем из металлических перьев. По пути Геральт попытался разглядеть хоть что-нибудь, мельчайшую деталь, которая бы воззвала к его очищенной памяти, но кроме заученных слов девиза и греющего душу знака капитула ничего не заметил.
"Si Imperator Nobiscum, quis contra nos?" – гласила надпись под крылатой пикой на истрёпанном боевом знамени.
Привратники в тактических доспехах дредноута открыли двери, и внутрь зала ворвался слепящий свет, который преобразился в огонь костра, охватывающего, но не обжигающего пальцы кодиция. Видение завершилось.
– Так моё мучение окончилось, – уловил Геральт последние слова Анрайса.
– Кровавый Ангел
Вечность как миг мучился
В руках демона, – прочёл Итаро.
Спустя пару мгновений он продолжил:
– Думаю, никто не стал бы спорить, что не хотел бы оказаться в подобном кошмаре.
Остальные десантники мрачно молчали. Геральт понял, что пропустил что-то важное.
– Ты трактуешь рассказ так, что теперь Император ведёт тебя через искупительные испытания, Анрайс, – продолжал Итаро, – но ведь можно посмотреть иначе. Душа, с который ты говорил безмолвно, возможно, и есть Бог-Император. Тогда, получается, что Ему небезразлична твоя судьба.
– Спасибо… друг, – проговорил Анрайс. – В твоём толковании больше надежды.
– Славься случай! – воскликнул Торгнюр. – Ты только подумай! Если бы не крушение, то так и ходил бы мрачный как туча. За такое можно и заплатить переломанным Христосом.
– Я всё слышу, блохастый! – донёсся скрежет из кабины водителя-механика "Горгона".
Торгнюр только рассмеялся. Итаро вернул ему флягу с амасеком. Скальд запрокинул голову, так как рот уже не закрывался полностью из-за невероятных длинных клыков, и вылил остатки напитка в глотку. Убрал флягу, хищно ухмыльнулся и снова обратился к мастеру клинка:
– Я почуял родственную душу. Это была поэзия?
– Хайку, – отозвался Итаро.
– Хороший размер, – кивнул Торгнюр. – Не устанешь сочинять. Но, как мне кажется, о воодушевляющих подвигах в этих твоих "койках" не споёшь.