Губернатор сощурил глаза сильнее прежнего. Так, что почти не различишь цвета в узких прорезях.
– Вижу людей насквозь, даже если их лица скрыты маской, – произнёс Томаш.
– Чувства с годами слабеют и гаснут, – без какой-либо теплоты в голосе сказала Гула. – А вот приговор за присвоение собственности Механикус или военных подразделений Империума неизменен, – инквизитор помолчала несколько мгновений и добавила. – Вам и в самом деле стоит убрать эту штуку, – Гула указала рукой на маску рыцаря, – куда-нибудь подальше. Проклятье… как об этом не прознали местные техножрецы?!
– Их здесь нет, – ответил Томаш. – По одному из Эдиктов Чистки на Литуане не осталось ни храмов Бога-Машины, ни каких-либо производств. Всё, что не вывезли-уничтожили, пришлось осваивать самостоятельно.
– Масштабы работы поражают… вам известно имя инквизитора, который провёл эту операцию?
– Нет, – Томаш повёл плечами. – Прошу прощения заранее… но мне кажется, этот человек был куда опаснее вас.
– Вы правы. Я никогда не занималась ничем подобным.
– Что ж… дальше я хотел бы рассказать о том, как народ Литуаны победил голод и превратил эту крохотную землю в житницу, что поставляет зерно в другие системы…
Гула внимательно посмотрела на старого лиса.
– Послушайте, Томаш… – Да, пани Гула.
– Ваша щедрость, несмотря на запустение и бедность. Вежливость, хотя кого-кого, а Инквизицию вы имеете право ненавидеть больше других. Доверие, которое вы мне оказываете… чего вы хотите от Конклава?
Губернатор молчал целую минуту, изучая глаза Гулы, сияющие через тонкую прорезь никаба. Наконец он улыбнулся и проговорил тихо:
– Вы ведёте войну, – Томаш не дал Гуле даже кивнуть и сразу продолжил. – Очевидно. Ну так вот…
Томаш вздохнул, подумал ещё раз и сказал:
– Я не хочу в ней участвовать.
– Продолжайте, – кивнула Гула.
– Я знаю, что ваша власть, власть Инквизиции ошеломляет. Потрясает! Что у вас есть полномочия брать рекрутов, провести продразвёрстку или ещё как-нибудь ограбить население... ради, конечно же, блага Империума.
Гула недобро усмехнулась.
– Прошу, госпожа… мы с трудом выплачиваем десятину. Ваши возможные требования… они могут здорово подточить нашу экон…
– Я поговорю с коллегами, – прервала Гула. – Не хочу загадывать, но… не волнуйтесь. Главная цель Конклава – вернуться на Мордвигу-Прайм.
Томаш встряхнулся.
– Гора с плеч.
– Что-нибудь ещё?
Томаш улыбнулся:
– Сущая мелочь.
4
– Ну так вот, – Торгнюр извергал из голосового модуля один скребущий звук за другим. – Возвращаемся мы на Фенрис, и вдруг оказывается, что нашу стаю записали в список пропавших. Сто девятнадцать лет ушло, чтобы преодолеть какое-то жалкое расстояние в три световых года!
Торгнюр вместе с Варламом и Геральтом сидели на скамейки внутри захламлённого помещения. Наблюдали за поединком боевых братьев. Разговаривали.
Если инквизиторам позволили спуститься на Литуану, то космических десантников и штурмовиков разместили и не выпускали с пустых складов на борту орбитальной станции. Поэтому занимались они кто чем, только бы не сойти с ума от безделья.
– И… – произнёс Варлам.
– Ну, эту ерунду мы все пережили без особых проблем. Самое страшное впереди!
В это мгновение завершился бой между Итаро и Угэдэем. Имперский Кулак увёл палаш Мародёра вниз, потом оттолкнул соперника плечом, но вместо добивающего удара, рассекающего грудь, ударил того кулаком по носу. Капли крови попали на лицо Торгнюра, а Угэдэй оказался у его ног.
– Осторожнее! – оскалился Торгнюр.
Он смахнул алые капли со лба, а потом попробовал кровь на вкус.
– Жидковата... слабак, – ухмыльнулся скальд.
– Пошёл ты! – рявкнул Угэдэй.
Одноглазый Астартес поднялся, отряхнулся, прочистил горло и сплюнул кровь под ноги Торгнюра.
– Серьёзно, Угэдэй! – продолжал улыбаться скальд. – Итаро только с больничной койки поднялся, а уже рыло тебе начистил.
– Эй, не отвлекайся от истории, – попросил Варлам.
– Ещё раунд, – прорычал Угэдэй и отвернулся от собеседников.
– Так... на чём я остановился… ага! Ну, значит, все, конечно, здорово обрадовались нашему появлению. Сразу предупредили о том, что ярл объявил о пире в честь нашего возвращения. Уже руки потирали. Сейчас… нажрёмся вусмерть! Так думали.