У Сокотры эскадра провела первую боевую стрельбу. Получилось неважно. Комендоры страшно волновались и делали постоянные перелеты. В бухте Мирбат у Аравии еще раз загрузили уголь. С океана шла сильная зыбь, и «чернослив» пришлось перевозить баркасами. Работа каторжная! Чтобы подать матросам пример, на «Ушакове» все офицеры во главе с командиром встали в общий строй и таскали уголь на плечах наравне со всеми. Здоровяк Миклуха взваливал на свои широкие плечи сразу по два мешка и носил их под восхищенными взглядами команды. После погрузки все мылись на палубе, окачиваясь из пожарных шлангов соленой водой.
Тогда же Небогатов провел еще одно совещание с командирами. Приняв от них рапорта о состоянии кораблей, контр-адмирал объявил:
— Далее следовать будем кратчайшим путем через Индийский океан, затем — через Малаккский пролив и мимо берегов французской Кохинхины…
— Ну а дальше что станем делать? — поинтересовались командиры озабоченно.
— Дальше будем ждать у моря погоды. — Небогатов говорил, будто извинялся. — Может, Рожественский объявится, а не объявится — двинемся на Владивосток сами. А что еще можно сделать?
Контр-адмирал обвел собравшихся печальным стариковским взглядом
— Проливом Крузенштерна? — поинтересовался Миклуха.
Так в XIX и в начале XX в. русские моряки называли Цусимский пролив.
— Нет, Владимир Николаевич, — покачал седой головой Небогатов. — Там нас японцы как котят передавят. Я думаю, нам будет лучше всего еще раз отбункероваться и следовать далее в обход Японии через Курилы в Охотское море. На худой конец, пойдем через пролив Лаперуза.
— Не сильно ли рискуем? — почесал лысый затылок командир «Владимира Мономаха» каперанг Попов.
— Не рискованней, чем лезть напролом мимо Цусимы! — Небогатов разгорячился, на лице проступили плохо запудренные пятна экземы. — На Курилах мы с японцами будем в равном положении — далеко от своих баз. К тому же пусть еще попробуют отыскать нас там! Ну а если Того будет сторожить нас у Владивостока, то принимать там бой будет все же лучше: дома, как говорится, и стены помогают! К тому же не следует скидывать со счетов и владивостокский отряд крейсеров, находящиеся там миноноски и подводные лодки, это ведь тоже кое-что значит!
Возвратившись на броненосец, Миклуха собрал офицеров и сообщил им решение адмирала. Один из офицеров «Ушакова» впоследствии вспоминал: «Не знаю, уполномочил ли Небогатов командиров сообщать план, но, во всяком случае, не могу не одобрить нашего капитана за его откровенность: нет худшего влияния на состояние духа, как полная неизвестность». И в этом проявился прямой характер Миклухи!
У Мальдивских островов на «Адмирале Ушакове» произошла поломка в левой машине. Чтобы не замедлять общего движения, командующий распорядился взять броненосец на буксир транспорту «Свирь». Помогая буксиру, «Ушаков» подрабатывал правой машиной. Через двое суток механики устранили повреждение и «Ушаков» вновь занял свое место в строю.
Из воспоминаний лейтенанта Н.Н. Дмитриева: «По случаю праздника (именины императрицы. —В.Ш.) командир обедал у нас и был крайне весел и разговорчив. На стене кают-компании висел прекрасный портрет адмирала Ф.Ф. Ушакова, подаренный броненосцу кем-то из потомков славного адмирала. Миклуха, бывший очень начитанным человеком с богатой памятью, нередко являлся весьма интересным собеседником. На этот раз он вспомнил и рассказал нам некоторые случаи из жизни доблестного старика и, указывая на портрет, высказал свою полную уверенность, что и корабль его при встрече с врагом останется достойным своего славного имени. И глядя на Миклуху, взволнованного и воодушевленного, можно было с уверенностью сказать, что это человек идеи, командир, за которым смело пойдут в бой все его подчиненные, и что этот бой может оказаться несчастным, но, во всяком случае, будет славным».
В Индийском океане провели еще одну боевую стрельбу. Результаты ее были вполне обнадеживающие.
— Нам бы еще разочек-другой пострелять, и тогда даже с нашими гнилыми пушками можно будет всыпать японцам по первое число! — обменивался мнением со старшим офицером Владимир Николаевич.
Но времени на учебу уже не оставалось — эскадра шла Малаккским проливом. Воздух был пропитан запахом свежескошенного сена… Вечером, сидя в каюте, лейтенант Дитлов записывал впечатления за день: «Вчера под председательством командира было совещание, обсуждали меры отражения минных атак, решили все ночи проводить начеку: командир и старший артиллерист дремлют на мостике… офицеры и команда спят не раздеваясь…»
Сингапур проскакивали ночью с потушенными огнями и задраенными иллюминаторами. Но пройти незамеченными все равно не удалось. Уже на подходах к городу к эскадре прилепился голландский авизо и сопровождал русские корабли до нейтральных вод. На следующий день с передового «Владимира Мономаха» заметили паровой катер, с которого отчаянно махали руками. Корабли остановились. С катера, который был послан русским консулом, передали телеграмму о пути и времени следования эскадры Рожественского. С «Николая Первого» по всем кораблям передали: «26-го числа предполагаю встать на якорь в широте 12 градусов 50 минут нордовая и долгота 190 градусов 23 минуты остовая, где и соединюсь со Второю Тихоокеанской эскадрою». Люди ликовали, будто все трудности и опасности для них были уже позади.
В ночь на 26 апреля беспроволочный телеграф «Ушакова» уловил позывные крейсеров Рожественского — «Изумруда» и «Жемчуга». Старший офицер Мусатов взбежал на ходовой мостик, перепрыгивая через несколько ступенек, несмотря на свою немалую тучность. Вахтенные сигнальщики шарахались в сторону от такой прыти старшего офицера,
— Владимир Николаевич! Мы соединились! Я только что слышал крейсера Рожественского! — кричал он со слезами на глазах.
— Наконец-то! — вскочил с походного кресла Миклухо-Маклай. — Есть все-таки Господь на небе!
С рассветом следующего дня обе эскадры соединились в бухте Камрань. На флагманском броненосце Второй эскадры «Князь Суворов» развевались сигнальные флаги: «Добро пожаловать. Поздравляю с блестяще выполненным походом». «Адмирал Ушаков» бросил якорь невдалеке от броненосца «Орел».
Из воспоминаний лейтенанта Н.Н. Дмитриева: «Около 3 часов дня впереди нашего курса показался дым, затем начали быстро вырисовываться рангоуты и трубы, обозначился хорошо приметный цвет последних и черная окраска корпуса броненосцев — и перед нами во всей красе явилась давно ожидаемая, желанная Вторая Тихоокеанская эскадра.
Трудно словами выразить и передать то чувство восторга, которое я, да вероятно и многие другие, испытывали в то время. Более светлого, радостного и торжественного момента я положительно не помню».
Вскоре к командиру «Ушакова» прибежал рассыльный.
— Ваше высокоблагородие, с «Орла» передают вам сигнал чудной: «Приветствую пополнение китоловов. Жду к нолям», — сказал он.
Миклуха лишь улыбнулся: командиром «Орла» был его товарищ по морскому корпусу Коля Юнг.
Вечером в командирском салоне «Орла» собрались старые «китоловы»: хозяин застолья Юнг, командир броненосца «Бородино» Серебрянников, Миклуха и командир крейсера «Олег» Добротворский, по кадетской кличке Слон.
— Ну, господа «китоловы», — поднял первый бокал Юнг, — предлагаю тост за успех нашего безнадежного предприятия!
Долго еще сидели они, вспоминая былые годы: расстрелянного за покушение на Александра II Колю Суханова и старика Краббе, книжку Максимова и «бутылочную компанию»…
Больше они уже никогда не встретятся вместе. В огне Цусимы уцелеет лишь один — командир «Олега» Добротворский…
БОЙ ГЛАВНЫХ СИЛ
Командование объединенными силами принял вице-адмирал Рожественский. Корабли продолжили свой путь на Владивосток. Теперь «Ушаков» шел в левой броненосной колонне следом за «Сенявиным». Впереди были ворота Цусимы…
13 мая вдалеке заметили слабый одиночный дым. Беспроволочные телеграфы не успевали перехватывать шифрованные переговоры. С «Суворова» передали, что видят японского разведчика.
— Завтра быть бою! — говорили офицеры. Настроение на «Ушакове» было бодрое, все верили в успех прорыва. Минула тревожная, бессонная ночь. С рассветом показались вдали и тут же скрылись четыре японских корабля-разведчика. В одиннадцать утра «Суворов» поднял сигнал «Команда имеет, время обедать». Но едва в кают-компании «Ушакова» разнесли жаркое, раздался сигнал к началу стрельбы. Первым открыл огонь «Князь Суворов», следом за ним — остальные. «Ушаков» бил из всех своих десятидюймовых орудий фугасами по показавшимся из-за южной оконечности острова Цусима японским крейсерам С крыши ходовой рубки, где располагался дальномерный пост, непрерывно давали дистанцию до неприятеля. Вскоре на одном из неприятельских крейсеров взвился столб дыма. Японские разведчики сразу отвернули.