С этими мыслями он и заснул, не слыша ни тихих, воздушных шагов Марьи Спиридоновны, ни слившегося в единый звук шума дождя, ни даже внезапного, резкого среди ночи стука в дверь и голоса дежурного: «В ружье!»
Проснулся вдруг, через секунду, от чего-то тревожного, неспокойного. Сел на кровати, с хрустом потянулся. Не определить было: то ли ночь проспал, то ли прилег на секунду. По комнате, согнувшись, будто отыскивая что-то, ходила Марья Спиридоновна. Лейтенант окликнул:
- Чего тебе, ба?
- Саш,- ответила она почему-то шепотом,- тут солдатик к тебе прибегал. Ружье спрашивал. Да ты спи, спи, Сашок, я вынесу. Где оно?
- Какое ружье? Тревога!
…След обнаружили перед рассветом. Размытая их строчка - после дождя остались лишь углубления, вмятины - сначала уводила к поселку. Потом неожиданно повернула в горы.
- Петляет,- сказал Суворин.- Или потерял ориентиры и сбился, или хорошо знает горы. Кто обнаружил след?
- Старший наряда сержант Провоторов.
- Молодец! Собака?
- Найда.
Все складывалось, как обычно: вовремя обнаружено нарушение, застава поднята «в ружье», тревожная группа ушла по следу. Одно было плохо: сообщений от нее пока что не поступало.
В поселке, словно за тридевять земель, одна за другой вспыхивали по цепочке желтые лампочки в домах - дружинники готовились прийти на помощь пограничникам. Поднятые по тревоге, солдаты до. тонкостей знали, что там сейчас происходит. Строятся для переклички расчеты. Те, кто имеет машины и мотоциклы, заводят моторы, чтобы перекрыть все тропинки, на которых возможно появление нарушителя. Председатель колхоза - человек беспокойный, горячий - поторапливает людей, взвинчивает и без того энергичные сборы: «Вай-мий, чего копаемся? Чего копаемся? Уйдет, собака…»
- За мной! - скомандовал Суворин и повернул в горы.
Лучи фонариков поисковой группы толкали впереди себя негустые кружки света, выхватывая нагромождения камней, бурлящие потоки, стекающие с гор, стволы крепких кустарников, до белизны ободранные в обвалы.
- Сержант Маслищев! С отделением - в обход. Встреча у столба. Павлихин, Муромцев, Приходько - к шлагбауму. Дружинников расставьте по отвилкам дороги. Остальные цепочкой - за мной! - командовал Суворин.- Славнин, держитесь рядом! От меня ни на шаг.
Радист Славнин радостно объявил:
- Товарищ лейтенант, сообщение! Тревожная группа ведет преследование. Нарушитель уходит на северо-запад в сторону границы.
- Передайте: продолжать преследование. Мы возвращаемся на рубеж прикрытия.
Суворин двигался уверенно, быстро. Та безвыходная, выматывающая злость, что в нем копилась на непогоду, когда он вместе с другими работал на восстановлении инженерных сооружений границы, замкнулась на одном неумолимом, как приказ, слове: догнать!
Он не оглядывался назад, уверенный, что Славнин, радист, а за ним на некотором отдалении и вся поисковая группа, идут следом: было острое чувство присутствия за спиной человека.
Было. Внезапно его не стало, словно оно могло оказаться стальным, материальным, и его вдруг отсекли чем-то острым, как отсекают канат.
Суворин оглянулся, вслушиваясь в немую темноту. Он различил сначала слабый всплеск, .потом бульканье, словно мелкие камешки сыпались в воду. Светя фонариком, он вернулся назад на десяток шагов. Под лучом фонаря мутно и холодно блеснула вода в полукруглой, как сжатая миска, вымоине. Бочажками такие зовут на Урале.
Теперь уже отчетливо были слышны бурные всплески, будто в тесной вымоине билась крупная рыба.
Фонарь высветил сначала квадратные углы радиостанции на широких ремнях, потом - мокрую, без фуражки голову Славнина. Радист, молча, пытался выбраться из каменной миски, полной воды. Но, видимо, тут было глубоко, потому что Славнину никак не удавалось уцепиться за край.
Суворин неловко, в спешке упал вниз - даже в такую минуту внезапно резко, обостренно почувствовал, как тяжело плеснула вода через край, осыпались камни.
Славнина, так и не произнесшего ни звука, он ухватил из-за спины под мышки, стараясь держаться с ним на плаву. Мешала рация, и отчего-то казалось, будто тянешься к человеку через высокий стол… А дно не нащупывалось, было где-то далеко-далеко, чуть не на другом конце земного шара, и тяжесть в руках лейтенанта становилась неимоверной, даже ему неподсильной. Он непонятно для чего шептал, как заклинание:
- Держись, миленький, держись…