А по весне в Терем примчался Дан. Чуха столкнулась с ним за заставой, у малых ворот драконного выгона, где только что в пар загоняла Дрыгу, с крутых виражей расстреливая глиняные колобки, и чуть не выронила седельную суму, куда убирала самострел.
– Тьфу на тебя! Как чёрт из подпола… Пройти дай. Ты как здесь?
– Да вот, был в нашем капище, потом у Столпа-на-Чуре, дай, думаю, сюда заверну… Да погоди! Дело серьёзное есть. Поговорить бы нам где, а?
Дан, никогда не терявшийся с девицами, ещё у чудодейного источника был твёрдо уверен, что занимавший его вопрос к чухе решит с ходу. Он предложит – она согласится. Ещё б не согласиться! Таких капризных дев и в природе-то нет – от владетельного герба отказываться. Тут дело верное. Раньше как получилось? Раз сразу не досталась, то не больно и надобна была. После первых же неудачных попыток подгрести её под себя – до самого посвящения, пока она числилась бойцом его дюжины, – он старался девчонки в ней не замечать. Да и потом смотреть было, прямо скажем, не на что – хамка и голодранка. Но теперь совсем другое дело.
Теперь всё будет по-другому, думал Дан, направляясь в Терем. Теперь-то ты никуда от меня не денешься. А как только дело сладится, будешь у меня в подклети сидеть, горючими слезами умываючись. Я тебе попомню и казарму, и приёмы твои чёртовы, и Жука, и монеты мои… Подожди-подожди, набегаешься за мной, злорадно думал в дороге Дан, представляя себе жалобно плачущую у его стремени чуху. Нет, даже не так. Не у стремени. Под крыльцом! Нет, лучше – под дверью. Он с самыми красивыми чомами в опочивальне, а она на дрожащих коленочках под дверью умоляет его впустить и её… А марш-бросок не хочешь? В доспехах! Жаль, весу в них до пуда не наберётся… И с ристалища прыжками в подклеть – самое то. К пяльцам. Ага!..
Но уже при третьей встрече с очередным зелёным дозором, издали трудно различимым на фоне молодой зелени полей и, казалось, выраставшим на пути как из-под земли, Дану вдруг пришло в голову, что воеводе Лару, пожалуй, не понравится такое обращение с его единственной ученицей. А сейчас, встретившись с самой чухой лицом к лицу, напоровшись на знакомый спокойный взгляд светло-зелёных глаз, почувствовал, что уж кто-кто, а она у его стремени точно рыдать не будет. И, удайся ему загнать, нет, заманить её на нижнеборское ристалище, прыгать по его указке не станет, а поуказывай он – так пойдёт она оттуда не к пяльцам, нет, а яснее ясного, куда и на кого она потом пойдёт.
Нет, думал, он, поднимаясь за ней по ступенькам заднего крыльца, не согласится она. Зря сам сюда приехал. Надо было управителя прислать. Прямо к владетельной чине. К Сершу или, лучше, к Лару. Тогда, глядишь, выгорело бы. А так…
Дан неуверенно оглянулся на своего оставленного у привязи шумилку. Отговориться посланием к чине и уйти? Уйти он тоже не мог. И дело даже не в том, что жизнь в столице изрядно порастрясла его монетные запасы, а выгодный свадебный договор избавил бы от неприятных нравоучений владетельной матушки. Он и объяснить бы толком не смог, в чём тут дело.
Может, в маленьких ступнях, выглядывающих из-под плавно колышущегося перед глазами подола простенького сарафана? Если хорошо знать, что ударом любой из них чуха запросто свернула б челюсть врагу… А может, в её крепком, гибком девичьем стане, в уверенной лёгкой поступи, в такт которой чуть подрагивает искусного плетения коса, перехваченная не женской белой или пёстро-цветастой, а мужской, шитой золотыми драконами, зелёной лентой? В паре боевых браслетов, плотно сидящих на голых и по-девичьи изящных, но тонко меченых шрамами сильных руках? В той грации молодой драконы, с какой она, приостановившись и полуобернувшись, с насмешливым полупоклоном, словно в западню, пропустила его впереди себя в богато убранную светлицу?
Войдя, Дан так и замер у входа. Вот те и голодранка! А как ещё та казна на неё просыплется? Хорошо, что раньше других узнал да сообразил завернуть и засватать. Не согласится, однако… Управителя б сюда…
Роскошь обстановки совсем не вязалась с простым одеянием Яромиры. Но чуха уверенно прошлась по светлице, остановилась возле по-казарменному, без единой складочки, застланной золототканым покрывалом кровати, вытащила из сумы самострел и ровнёхонько подвесила его на один из витых рожков в изголовье. Управившись с этой заботой, повернулась к Дану, удивлённо вскинула брови:
– Что это ты там застыл, в дверях? Проходи к столу, садись. Только угощений или чего иного съестного я тут не держу. Специально сюда носить – это, знаешь, такая долгая и лишняя возня… Я у Ма или в трапезной ем. Скоро колокол, вместе туда и двинем. А пока, давай, вываливай, что там за дело ко мне.