– Так у тебя с ним на постое точно ничего не было?
И по тому, как далеко не сразу родилось понимание в светлых глазах, уверился: да, не было. Яромира же, припомнив, наконец, столичный постой и полураздетого Жука, тоже полыхнула было краской:
– Что?
Но, связав воспоминание с оскорбительным уточнением Дана, аж побледнела от гнева:
– Это он так сказал?!!
– Да нет… Ты только не волнуйся! – О споре ей знать ни к чему, а с Жуком он и сам разберётся. – Это так, слухи… И слухов нет, Яр! Нет, говорю! Это я от ревности. Что ж мне, и поревновать нельзя?..
Отбросив на время сразу же завихрившиеся в голове планы разборок с омом, отступая к дверям, Дан залюбовался чухой: она, пошарив у пояса в поисках меча, двинулась на него безоружной, грозно сдвинув брови.
– А ну катись отсюда! И ты, и Жук! И вся твоя вонючая дюжина! И гвардия твоя вшивая! И столица твоя поганая…
– Ну, прогнал маленько! Бывает. Ну, не кипи, остынь… Ухожу! – Он, зная её, даже руки за спину убрал. – Уже ушёл!! – В дверях чуха остановилась: в конце галереи, на перилах крыльца, сидели две стражницы – позориться перед ними не хотелось. Дан почти допятился до них, помахал ей, прощаясь, приложил руку к сердцу. – До скорого свидания! Я сватов пришлю, настоящих. Подумай! Любой мой герб даю, не жалко…
Легко сбежал по ступенькам, обернулся – усмехнуться и подмигнуть ей:
– Ты будешь украшением нашего рода – помечтай на досуге, подружкам вон похвались…
– Ах ты!..
Чуха ринулась за ним на крыльцо, но со средней ступеньки вернулась, бросилась к ближайшей стражнице: "Меч! Меч дай!". Дан уже сидел в седле, посылал ей воздушный поцелуй.
– Сбить, что ли? – спросила уха, улыбаясь из-под уже оттянувшей тетиву руки.
– Да чёрт с ним! – Яромира вдруг остыла: что подворье-то смешить? Безоружный… Опять же за убитого вгорячах державного гонца и Лар по головке не погладит. – Пусть катится. В другой раз точно зарублю…
Через несколько дней к владетельной чине прибыл чиновник наследного приказа с завещанием бабки Катерины. В котором ещё год назад, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, старая мастерица оговаривала обязательную долю для близких наследников, а всё свое добро сверх той доли оставляла последней своей любимой ученице.
Прямым наследникам отходила вся казна и доброе родовое подворье, Яромире причитались обе мастерские – и в капище, и в столице – со всем содержимым, на полдюжины мастериц каждая, и лавка в узорочном ряду на большом торжище близ детинца. Наследный приказ брался выгодно продать завещанное, если наследница пожелает взять свою долю монетами.
– Мне всё равно, – только и пробормотала убитая горем чуха.
– Зато другим наследникам не всё равно, – мягко возразил чиновник. – Они или выкупают бабулину недвижимость, или прощаются с ней навсегда. С такими решениями не тянут. Я могу подождать до утра.
Яромира ушла горевать к пруду. Забралась далеко в заросли, дала волю слезам. На другом берегу весело возилась в песке беззаботная малышня. И от этого зрелища чухе её печаль казалась ещё горше. Потом её нашёл Лар. Молча присел рядом, подождал, пока утрётся, так же молча протянул флягу – помянуть, обтёр горлышко, приложился сам. Переждал очередной приступ чухиных слёз. Сказал:
– Вот так мне Фёдора было жаль. Каких людей сюда порой заносит…
– Разве… ба Катя… оттуда?
– Взрослой пришла. Потому характер… Воспитание там другое. Ты мастерские бери. И лавку тоже.
– Дядь Лар!
– Монеты – тьфу! А это – память. Так? Очень важная память.
Слёзы опять покатились из глаз Яромиры. Малышня запустила в полёт "змеюку" – длинную нить с нанизанными на неё стрекокрылами. Дёргаясь блестящими изгибами и петлями, "змеюка" уходила в сторону леса. Мальчишки погнались за ней, камушками сбивая с взятого курса обратно на пруд…
– Это всё моё завратное чистоплюйство – ни кола, ни двора здесь. От столичных хорОм отказался. Мол, сами там процветайте, на крови. Теперь и надо б с кем из своих чиновных людей встретиться – боюсь во всяком нужнике любого постоя на никтусово ухо сесть ненароком… И захоти я сейчас в Межгранье дворец купить, тем паче всполошатся. Мигом у каждого окна по гвардейцу встанет. Что такое? Что Лар задумал? Кого здесь хочет принимать? А так, светлая Катерине память, будет и у нас, и у разных нужных нам людей повод бывать там безо всяких окольных предписаний. К тому ж, дело её продлишь, не уронишь. Уж коль тебе, а никакой другой, вверено. Учениц у неё осталось немало…
Малышня "змеюку" сбила, удлинила и запустила опять, как надо. Свившись в большое блестящее кольцо, она трепетала прямо над самодельными песчаными крепостями – к всеобщему ребячьему восторгу. Теперь настал черёд рогатых жаббок: связанные в кварт за лапки, они изображали подбитую самоходку цангов. Подпрыгивая вразнобой и жестоко толкаясь, меся лапками и утюжа брюшками песчаные укрепления, жаббки устремлялись на верхнюю башенку – ухватить аппетитную стрекокрылью связку. Иногда, как сегодня, они до неё добирались… Малышня визжала.