Чуха подобралась к воде, слегка размахнула воду, черпнула, умылась, крепко вытерлась подолом, вернулась на место.
– Я там постоянно жить не смогу, дядя Лар. Не заставляй. Ты ведь тоже туда часто выезжать не любишь. Ну, если только встретиться с кем надо… Как я там, в лавке, сумею нужных людей различать – у всех на глазах?
– О, так на это есть такая полезная вещь как заветные слова. Скажем, приходит к тебе человек и спрашивает: "У вас продаётся славянский шкаф?" А ты ему: "Был нужен, да уже взяли". Он: "А может, и я на что сгожусь?" Ты: "Может, и сгодишься…"
Чуха слушала, приоткрыв рот, потом неуверенно улыбнулась:
– Чепуха какая-то…
– Чтоб ты понимала! Завратная классика… Улыбаешься – это уже хорошо. Крепись, детка. Ну, айда, что ли? Сморчок из приказа ждёт…
А ещё через неделю явился управитель Нижнего Бора. Чуха, завидев гербы на возке, кинулась к старшине. Его в Тереме не оказалось. И Яромира до его возвращения маятником ходила по светлице, вздрагивая от любого шума в переходах к владетельным покоям. Она боялась, что чина призовёт её к ответу до встречи с учителем. Боялась искушения купиться на славные гербы, боялась обидеть отказом не только свою, но и неведомую ей чужую чину. Боялась вспоминать, как до самого приезда чиновника наследного приказа стояла перед глазами, приятно тревожа, самоуверенная прощальная усмешка Дана…
Отказ был решён. Окончательно и бесповоротно решён на пруду, где чуха так горько давилась слезами и возмущением: "Гад! Гад бесчувственный! Ведь сказать мог! Я б хоть проститься успела… Только намёк дать! Слетай, мол, в капище… А ему б только наследство! Имущество с моей стороны… Словом не обмолвился! Как он мог?! И почему не убила?.."
Коротко стукнув в дверь, неслышно вошёл старшина.
– Жива, здорова? Говорят, меня искала?
– Дядь Лар! Скажи ты им, сам: пусть за Дана не отдают! Гад он! Он мне ничего не сказал, что она умерла, понимаешь?! Оттуда прилетел и не сказал…
– Ага, ясно. Спешил застолбить, значит. Обычное здесь дело. Он что, сам здесь?
– Управителя прислал. Не отдавай!
– Управитель – это серьёзно. Даниил из Нижнего Бора? Ого. А он тебе, что, совсем не нравится?
– Да при чём здесь это? Ну, как ты не понимаешь?!
– Другого кого ждёшь?
– Н-не знаю… Другой-не другой! Я тебе про этого… Прошу: не отдавай! А ты…
– Ладно, сиди, не выходи. Улажу.
2.
Младший держатель корпел над свитками. И опять за моим столом, недовольно поморщился Аргус. Скамей и лежанок под коврами на добрую полусотню народу хватит – рассадить и уложить, и другой стол у окна есть, прямо под картой, а он именно на моё место норовит. Влез, расположился. С ногами…
– Что учим? От Никтуса есть что?
Ученик кивнул, не подымая глаз от свитка, нащупал в бумажной груде, завалившей стол, тощий пакет, подвинул к краю стола.
– От Собора только это. А учить – выучил уж… Что тут учить? Вот нашёл ещё интересные хатимановы чертежи. Только пару заклятий вот тут надо сменить, про дальность и точность прицела. А дальше, смотри, учитываем поправку на среднюю кривизну щита, вводим переменную силы стихии, умножаем на высшую постоянную и получаем…
Аргус не слушал. Снимая перевязь, глядел на свои потревоженные ларцы. За год ученику открылись почти все высшие тайны боевой магии. Сколько ещё он согласится сидеть здесь на вторых ролях?
– Может, ты пустишь меня за мой стол?
– Прости, учитель!
Аргус воссел на любимый резной стул и, наливая, придирчиво осмотрел бумажную груду, зацепился взглядом за бледный смазанный след от румян на верхнем листе, покосился на Дэллагара, разлёгшегося на ближнем лежаке со свитком в руках, хлебнул, проворчал брюзгливо:
– Мог бы и прибрать здесь. Не маленький. И что за привычка дурная – баб в воеводские покои таскать? Всему своё время и место!
Дэл приподнявшись на локте, вперился взглядом в стол, пробормотал заклинание и, пока держатель осушал кубок и изучал послание Собора, разметал свитки по ларцам, аккуратно уложил в кучку горочкой оставшиеся дежурные донесения, вновь откинулся на подушки, отгородившись от наставника чертежом.