Дэл никогда ещё так не смеялся над письмами – до слёз. Запершись в воеводских покоях, он перечитывал грамоту снова и снова, то и дело судорожно складываясь пополам, давясь нестерпимым смехом и раскачиваясь от боли – давней и нынешней. Вытирал слёзы и вновь заходился над теми заветными словами, что были найдены для него главным палачом семьи ри Элей. Всего год назад он мог бы им поверить! Но теперь, благодарение Аргусу, глаза его стали зорче. Когда смех иссяк и высохли слёзы, он придвинул к себе Блюдце – принять предложенное.
Заклятия Никтусовых свитков дались ему легко, гораздо легче, чем гвардейские ветераны. С первым подношением Никтуса Дэл расправился за три дня, со вторым – за неделю, по пути в столицу. Труднее всего оказалось изображать прежнюю преданность старому магу. Теперь он хорошо понимал Аргуса, старавшегося избегать личных встреч с врагом.
Но, как ни странно, та неохота и настороженность, с какой бывший ученик шёл теперь на контакт, убедило самоуверенного вершителя судеб в успешном исходе задуманной интриги. Теперь, когда его главного соперника не стало, Никтус всё время пребывал в приподнятом настроении, ему хотелось быть снисходительным к слабостям самого молодого и своенравного из приверженцев Собора. Как раз так – со скрипом, словно в нежелании с избытком переплатить за оказанную поддержку, – и должен был, по мнению старца, вести себя, опасаясь подвоха, молодой неопытный воевода Порубежья. Когда Дэл, отказался было самолично явиться в капище Сварога на обсуждение Собором новой брони, а предложил вместо себя одного из своих тысяцких, Никтус откликнулся настойчиво, но мягко:
– Это всё равно, что Тимус займётся храмовой службой или Хатиман начнёт разъезжать по владетельным дворам. Не добычу дикоцвета обсуждаем. В таком тонком деле, сынок, нет мелочей. Творить заклинание Щита тебе, а не тысяцкому. Когда ты сможешь приехать?
– Как только отгощусь у венценосного дома, – тот ещё не забыл своего школьного набора удачных отговорок, помогавших рыться в запретных ларцах вместо более приятных забав и способных даже сегодня усыпить бдительность вновь обретённого наставника. – Видишь ли, Стар как раз в Приграничье, и сколь долго будет принимать меня чина, сейчас не скажу. Освобожусь – дам знать…
Яромира гостила у венценосной подруги почти три дня.
Они встретились, как ни в чём ни бывало, у входа в чухину лавку на главном торжище. Чуха только что вернулась с бронного ряда, где по слёзному наказу управителя посмотрела, как разбирают выставленные Теремом доспехи. Доспехи брали. Чуха, жалея времени, потраченного на преодоление толчеи между рядами, выпросила у земляков шумилку. Особо не спеша, зато верхом, вернулась к себе. Немного замешкалась у входа, с младшим зазывалой отправляя шумилку обратно. И тут впереди полудюжины верховых гвардейцев, приближающейся к лавке плотным, уверенно рассекающим притихшую толпу отрядом, она распознала неизменного чоминого уха-телохранителя и по давней привычке поздоровалась с ним взглядом. Отряд тут же расступился, и навстречу чухе, сияя радостной улыбкой, выпрыгивая из крохотного, в одну седельную подушку, резного возка, плеснула руками чома:
– Ах, какая встреча! Мира, дорогая! Как я рада! Ты давно из дома?
Ответить Яромира, как всегда, не успела: Петулия уже висела у дорогой подружки на шее, щебеча:
– Я как чувствовала, что мне стоит сюда завернуть! Это и есть твоя знаменитая лавка? Мне нужно непременно на неё посмотреть!
Яромира не знала, стоит ли ей кланяться венценосной чине после того, как они дружески облобызались у всех на глазах, пожала плечами, неловко улыбаясь, сказала просто:
– Конечно, проходи. – Пропустила весь спешившийся у привязи отряд и чину вперёд и, войдя следом, повела рукой в сторону жилой половины. – Вот там у меня самое лучшее.
Чомины глаза заблестели:
– У тебя и здесь я вижу кое-что…
Ух первым скользнул на указанную чухой половину. Часть гвардейцев плотно встала у входа, другая продвинулась следом за ухом к жилым покоям, застыла у дверей. Петулия этих перестроений даже не заметила, легко носилась по лавке, не умолкая ни на минуту:
– Ты знаешь, тебя так хвалит моя карга. У неё изумительный для ключницы вкус… Ой, какой смешной! Ты нарочно завела себе такого кругленького зазывалу? – Пини, при первом же взгляде на чину лишившийся дара речи, смущённо откатился в сторону, притаился за прилавком, поблёскивая оттуда восхищёнными глазками. – Ну, здесь так себе… А вот и кошелёчки… Ой, это же наш Терем! Подумать только. Как мило! Это ты сама? О-о… Ты представить себе не можешь, как я по тебе соскучилась! А где, ты говоришь, самое лучшее?.. Сюда? Ах, какая прелесть! – Пальчики Петулии чутко заскользили по шитым сокровищам, висящим на распорках. – Вот это, с дикоцветом, чудесно подойдёт к моему пологу… Целый год! Не будь я так занята, я бы ужасно обиделась. Хорошо, мне о тебе докладывали. Но ты и сама могла бы написать!