– Это оттого, что я… по-жертвовала… твои обереги… храму Скорби-о-Друге. – Яромира уже пришла в себя и растирала запястья рук, наливающихся прежней силой. – Да не плачь ты так! – Голос её окреп. – Цепи я заслужила, поверь. Потому что действительно укрывала этого цанга. Только не спрашивай, зачем. Всё равно не скажу. Но это не заговор против тебя, правда-правда!
Петулия зарыдала ещё горше.
– Какие цепи? Кабы только они! Он тебя приговорил, Мира! Здесь всё заклято на исполнение казни. Это немыслимо вообразить! Тебя убьёт первый встречный, куда б я тебя ни перенесла, хоть в приграничные дебри… О, держатель знает в этом толк. Твоим палачом может стать даже твоя мать. Что я могу поделать? Ну, скажи, что я могу?! Я уступила ему тот Кристалл, помнишь? И я даже не сумею теперь отправить тебя в твой мир чухов, где сумел выжить тот хранитель… Но надо же что-то придумать, что?
Принесённый факел, треща и чадя, догорал, и сотник запалил второй, когда венценосная чина, да не сокрушит её воли потеря близкой подруги, вышла из приговорённого склепа. Приняла от первого-из-старших уха своё покрывало, по-бабьи обвязала им голову и принялась нараспев читать замуровывающие коры. Когда тяжёлая кованая дверь, единственная в этом дальнем колодце мрачного подземелья, исчезла под ровной каменной кладкой, чина двинулась прочь. Поднявшись на верхнюю ступеньку крутой лестницы, она прочла ещё одну кору – и каменный колодец перестал существовать. Не было ни лестницы, ни хода к замурованному склепу – ничего. Потрясённые мужчины не смели дышать. Петулия тщательно сровняла со стеной все выступы, что могли бы напоминать исчезнувший ход. Еще немного постояла, молитвенно сложив руки и закрыв глаза, у гладкой кладки. Потом вернула сотнику свиток с начертанной через весь приговор надписью "Исполнено" и державной печатью под ней, кивнула телохранителю: "Пора завтракать"…
Больше венценосная чина не останавливалась и не оглядывалась.
9.
Вылетев из города, Дэл мысленно придержал поводья и пустил Пичугу нарочито мерным медленным шагом. Хотя внутри все кипело, до прибытия в загородный дворец и такого необходимого для восстановления душевного равновесия затворничества в покоях было ещё далеко, и держателю многое следовало обдумать по свежаку. Например, из глубин памяти само собой всплывало то давнее донесение Сершу об упрямо шедших на погибель цангах, вспоминались давние невеселые догадки о тех из них, кто не напоролся на кордоны, не сгинул в страшном Тонином могильнике. Какое же отношение ко всему этому имеет Лар, следовало бы разобраться подробно, не суетясь. Все-таки, прежде всего, она – его ученица…
– И на тебя, между прочим, тоже можно подумать. Аккурат после твоего приезда они попёрли, – сознания коснулся чуть слышный шепот, где-то на самой границе слуха и воспоминаний о давно отзвучавших и забытых словах.
Дэл вздрогнул, огляделся. Но вокруг не было ни души. Серая пыльная степь, темная полоса дороги, башни Межгранья уже далеко позади, а золочёные верхушки загородных теремов не так уж и близко. Держатель помотал головой, усилием воли отогнал от себя горячечные попытки с ходу вникнуть в хитросплетения цангового шпионажа, определить тайное место Лара в картине Мира, казавшейся такой ясной совсем недавно. Об этом нельзя сгоряча. На это будет и время, и место. А сейчас следует подумать о том, что делать ему в Соборных садах. Потому как Никтус после такого мощного заклятия, прогремевшего на торжище, уже, наверное, знает о появлении молодого мага в столице. И сколько бы там лет не виделись, сколько б не расшаркивались друг перед другом, а чем черт ни шутит, нагрянет еще в незваные гости. Терема-то почти рядом. И как дальше дело пойдет – никому не ведомо. Ведь Кристалл-то сейчас с собой… Маг вновь помотал головой, отгоняя завихрившиеся было мстительные фантазии, и пришпорил локка, сказав себе, что решит эти сложные вопросы уже в загородном тереме за сытным обедом и добрым целебным питьём.