Тем более, что в самый разгар застолья прибыл сам Аргус.
Эффектно приняв из искрящего воздуха сверкающий ларец и блестя золотым зубом в приветливом белоснежном оскале, легендарный боевой маг Порубежья всё ещё витиевато поздравлял новожёнов, когда владетельная чина уже заглянула под крышку и расплылась от удовольствия. Серш распорядился наполнить огромный кубок для опоздавшего гостя и указал ему место за своим столом. Бравый маг осушил кубок чуть ли не на одном дыхании и подсел к Никтусу.
Дэл ел глазами обоих волшебников. Главное между ними сказано будет не здесь – это он ясно видел и теперь лихорадочно соображал, что нужно предпринять, чтобы не упустить ни слова из произнесённого ими наедине.
Чома ласково коснулась его руки:
– Танцевать пойдём?
Он оторвал взгляд от заглавного стола и встретился с её умоляющими глазами. Ну что ж, пока оба высших мага неспешно наслаждаются изысканной трапезой, можно успеть и порадовать девчонку. Она-то не виновата, что его мысли не о ней. Она старается…. И потом… Дэл поднялся:
– Ну, пошли.
Лучшие музыканты Межгранья уже наяривали вовсю. Лар, которому изредка, поочерёдно с Элтом, приходилось "по долгу службы" отлучаться из шатра, а потому непременно бравшему "с собой", вздыхал, проходя вместе с разводящим старшим ухом мимо танцующей молодёжи, прихлёбывал и бурчал себе под нос:
– Какие таланты! какие мозги! какие мастера!.. "Так вязь времён в струне рыдает…" От хоралов – да в кадриль, чтоб и вашим и нашим, из хороводов да в рок, да чтоб ноги – винтом, и чтоб слеза – из души!.. Гении!
Древенские на круг пока не выходили – стеснялись. Жадно смотрели, чего откаблучивают заграничные гости. Но чому, свою, доморощенную, встретили радостным рёвом. И Петулия Приграничья не посрамила. На круг повалили и степенные гости. Кто поглазеть, кто поразмяться, тряхнуть стариной, кто – откровенно отобрать себе и сотрапезникам пригожих и покладистых девиц. Заглядевшись на красивую пару, заключали дорогие споры, когда гулять на новой свадьбе и какое приданое отстегнёт младшей чоме владетельная чина. Над спорщиками, на любимом чухином дереве сидела другая пара. Яромира, прижавшись щекой к стволу, смотрела на танцующих. Стар, прижавшись к стволу с другой стороны, тихо и настойчиво уговаривал её:
– Давай спустимся. У тебя так же получится, правда! Я покажу, если что забудешь… Пойдём?
Чуха, будто очнувшись, отлепила щёку от ствола – остался волнистый узор:
– Нет, так как у них, у нас с тобой всё равно не получится…
Тряхнула головой и предложила:
– Пойдём лучше драконьи гонки смотреть!
Не дожидаясь ответа, полезла вниз. Стар с досадой бросил взгляд на круг – ну что тем двоим под шатром не сиделось?! – и полез следом.
На северном выгоне уже выгуливали верховых шумилок. Ни одно скромное Приграничное торжество не обходилось без гонок, а уж такое праздничное свадебное столпотворение и подавно. Спорщики и здесь били по рукам. Ставили и на зелёных, и на вороных. Оба скорохода с ног сбились, оповещая наездников о вызове. По неписаному закону в гонках участвовали только драконы, облюбованные спорщиками. Где б и в каком состоянии ни обретался хозяин хоть единожды названного в споре красавца, он должон был немедля сам или с помощью друзей явиться на выгон, оседлать свою животину и рулить на старт.
Там уже топталось с десяток участников. И это был не предел. Спорщики вошли в раж, готовые бить не только по рукам. Надсадные крики "а я говорю, свалится!" и "а я говорю, вывернет!" звучали наиболее дружелюбно. Гонщикам надлежало подняться по команде, пролететь над выгоном и пашней до тёмной стены леса, резко повернуть обратно над дальней межой и постараться первыми вернуться к исходной полосе. Понятно, что на крутом повороте каждый гонщик исполнял присущую только ему одному фигуру высшего пилотажа. Не все и не всегда вписывались в вираж, бывало, что и валились на поле вместе с шумилкой в неудачном кувырке, вылетали из седла, шмякаясь в более удачливых соперников, сбивая их в кровавую кучу малу… Опасная забава, красивое зрелище.
Яромира потащила Стара на стену. Стражницы, преградившие было дорогу, признали в ней ученицу старшины, указали удобное место.
Страсти внизу разгорались. Монеты в призовую казну лились рекой. Когда скороходы подняли из-за стола новобрачного витязя, гости, кое-где опрокидывая столы, дружно двинулись к выгону.
Над исходной полосой зависло двадцать верховых шумилок. По десять каждой масти. К дальней меже уже вылетели наблюдатели, отряженные спорщиками для присмотра за честным разворотом. Четверо отроков оттаскивали в сторону трезвенну кадушку с ледяной водой. Только что некрепко стоявшие на земле наездники сейчас сидели в сёдлах как влитые. Случалось, что чухлые ворчуны, осевшие на задворках Приграничья, но, чванясь тем, что вывалились из просвещённого мира, мня себя интеллектуалами, позволяли себе слегка, в меру – за кружечкой медовухи, – покритиковать и здешнее мироустройство, и систему отбора в витязи или в воздушный дозор. Но сейчас, при одном лишь взгляде на гоночный отряд, даже самый дремучий ом, как и самый утончённый потомок легендарной расы ухов, ни на миг не усомнился бы в справедливости жесточайшего отбора лучших из лучших. Да, первый барьер – интеллектуальный. Но мало его преодолеть – на семи беспощадных учебных кругах взращиваются такие вот бойцы, что горделиво реют сейчас над крепостной стеной.