– Что ещё знаешь?
– Всё. Всё, что Ниэль рассказала. Это её видение было. Надо расспросить – так наверху она, по своему постоянному убивается. Да кабы видела больше – уже знали б. А так всех тут же, с балки, Сам вызвал. Сюда и не заворачивали. Разве что через час-другой точно разузнаю, как да что, чьё упущение… Ой, жаль девку – чувствовала она его…
Дэл, отставив нетронутый кубок, молча глядел на танцующее пламя очага. Да, жаль. Лиэнь, весельчак и игрок, постоянный зачинщик и победитель местных гонок, учил новоиспечённого мага редким фигурам высшего пилотажа. Не в маги мне надо было, беззлобно ворчал тогда ух, неизменно раньше Дэла взлетая в седло, а в приграничном дозоре остаться – давно б свою воздушную дружину заимел, а тут возись всё время с вами, новичками сухопутными… Наверное, прав был прирождённый летун, потому что в боях не колдовством брал – манёвром; да и многие всерьёз подозревали у него собственные крылья, а ухового локка считали перекрашенным шумилкой – так по-отечески нянчился с ним Лиэнь. Теперь нет ни того, ни другого.
– А чуха и пожалеть-то некому, хотя стоило б – уж больно складно байки сказывал, все о битвах, да о подвигах, да всякий раз лучше прежней… Одни ошмётки! Ох, темнеченьки… Некого теперь и послушать. Давеча тут один тоже, правда, уехал, как всегда, не прощаясь, веришь-нет, воспеть меня сулился…. Вот вижу ведь – не веришь ты мне почему-то… За что, спрашивается, такое недоверие? Вот ту ж Ниэлю спроси… Если в себе она, конечно. Уж так убивается, горемычная!
Приговаривая, Рыжая Тоня наполняла из мисок, прянниц, соусниц блюда и, с немыслимой для ее комплекции скоростью порхая вокруг стола, ловко расставляла их на его широкую, вместительную гладь. Распределив по скатерти все кушанья, бутыли и кубки в почти совершенный по привлекательности узор, она остановилась и наконец-то промокнула глаза передником, то ли скорбя о погибших, то ли сожалея о недоверчивости молодого воителя, то ли отирая трудовой пот.
Если возраст необъятной красотки и не поддавался точному определению, то в остальном вся она была как на ладони – в меру хитра, в меру проста, в меру жадна, в меру великодушна. Одно в ней было сверх всякой меры – неуёмное бабье любопытство. Конечно, воинственных обителей Крепости и пограничных застав влекли сюда, в первую очередь, обильный стол, способный удовлетворить самые взыскательные аппетиты гурманов, да жаркие ласки искусных дев, выписываемых хозяйкой из столичного питомника Лады. Но не только эти обязательные услуги, предлагаемые почти на каждой приличной росстани, а и редкая возможность беспрепятственно черпать из поистине неиссякаемого кладезя всех порубежных слухов собирала здесь "господ офицеров" самых разных рас, сословий и званий. Богатая хозяйка лучшей порубежной корчмы была столь же болтлива, сколь и любопытна – безмерно; это знала вся дружина, весь посад – от Аргуса до последнего служки при дракошнях витязей. Однако, обычно словоохотливая Тоня сегодня явно была растеряна. Впрочем, она всегда терялась при этом юном красавце-маге и вечно несла всякий вздор, желая выглядеть то непосредственной, то значительной, а потом горько укоряла себя за то, что держала себя с ним совершенно неподобающим её солидному положению образом.
– Не хочу я наверх, и Ниэль расспрашивать не стану – от твоих щедрот кормится. Сама расскажешь, чего ещё не договорила, и врать не советую, – негромко произнес Дэл, всё так же неотрывно глядя на огонь. В очаге тихонько зашуршали, заискрили полешки, послушно и легко переворачиваясь под пронзительным взглядом мага.
– Да ты что! Как можно? – всплеснула пухлыми руками Тоня. – Да разве ж стану я врать-то…
– Врать, может, и впрямь не станешь, а утаить – в самый раз. Не договариваешь. Угадал? Я не допытываюсь. Пока просто спрашиваю. Мне в самом деле интересно знать, что здесь произошло за эти два дня. Ну, давай, выкладывай! Весь внимание…
Дэл усмехаясь её замешательству, потянулся к столу, пригубил из кубка, одобрительно кивнул и, развернув кресло от очага к столу, принялся за завтрак. Рыжая Тоня некоторое время в затруднении перебирала оборки передника, пытаясь сделать выбор между желанием поделиться распирающими её сомнениями и опасением выдать какой-то свой, на удивление всё ещё никому неведомый, секрет. А, может, и повиниться в какой-то осечке. Всё ж он теперь второй после Аргуса человек. Одних лишь знатности и богатства с лихвой достало б, чтоб завоевать Тонино расположение к любому мужчине, а этот к тому же был так молод и хорош собой, так известен победами, так проницателен… Дэл уже расправился с первым блюдом, изобразил на лице удовольствие и готовность слушать трактирщицу хоть до мифического Дня Закрытия Врат – и после недолгой, но заметной внутренней борьбы, она выбрала готовность поделиться: