Выбрать главу

Саша, содрогнувшись, вспомнил худое скрюченное тело Степана на полу — две или три пули попали ему прямо в лицо, и если бы не своеобразное худосочное строение тела, хорошо знакомое каждому обитателю базы, его было бы невозможно узнать.

Вдруг за дверью четвертой комнаты, в которой жили Саныч и Симыч, послышались какие­то всхлипы и негромкое бормотание. Саша замер как вкопанный.

Никого, кроме Силовика, тут быть не могло.

Он был занят каким­то сбивчивым диалогом с собой и выходить наружу не собирался. Секунду помедлив, Саша вопросительно глянул на неожиданно замолчавшего Андрюшку и, будто получив немой ответ, пошел дальше, проходя комнату за комнатой, пока не оказался у Миланы и Димы. Тут было так же спокойно и уютно, в воздухе витал тот неуловимый запах детства, родительского дома, обнаружить который на базе можно было только здесь. Этот запах и притягивал Сашу, любившего заходить сюда в гости. Глядя на большой, во всю стену, рисунок, на разбросанные по столу вещи, с трудом верилось, что жильцов этой комнаты больше нет в живых. Казалось, что сейчас откроется дверь и на пороге появится отлучившаяся на минутку Милана, и комната вновь наполнится ее веселым смехом.

Но Андрюшка, забрызганный каплями подсыхающей крови, уютно устроившийся на руках у Саши и, кажется, даже начавший засыпать, был прямым доказательством того, что все произошедшее точно не очередной кошмар и не игра воспаленного воображения.

Саша снял висевшую на двух стойках от тарелок люльку, положил в нее уже почти спящего малыша и пошел к тумбочке, на которой лежали аккуратно сложенные детские маечки и трусики, которые Милана сама ши­ла для сына.

Собрав с собой все самое необходимое и положив в люльку пару самодельных игрушек, Саша вышел из комнаты и через несколько минут был уже у себя.

Здесь тоже все было как обычно. Горел свет, вещи парней лежали на своих местах. Саша сел на свою кровать, поставив люльку с Андреем рядом на стул.

На мгновение на него навалилась страшная, неподъемная усталость, захотелось просидеть вот так, тупо глядя в другой конец комнаты, где стоял стол с компьютером и лежали несколько дисков, целую вечность, но вдруг что­то будто вытряхнуло его из раздумий, он встал и подошел к столу. Там лежали две подписанные болванки, ручка и Ванин компьютер.

Саша сел к столу и стал механически открывать его ящики, надеясь увидеть еще что­нибудь ценное, что он мог бы взять с собой. Во втором сверху он увидел несколько файлов с технической документацией к аппаратуре, непонятно, как сохранившихся и лежащих тут, видимо, очень давно, а также несколько белых измятых листов, исписанных мелкими неровными карандашными каракулями.

Ванин дневник. Не очень­то много он успел написать — Саша пробежал глазами разные по размеру записи с датами. В конце столбиками были записаны тексты песен последнего альбома, с буковками аккордов сверху.

Не раздумывая, он собрал мятые листы дневника, взял оба диска и несколько своих книг с полки над столом. Там же он увидел телефон Максима и сунул его в карман — Максиму он уже не пригодится, а в его мобильнике есть яркий встроенный фонарик.

Бегло осмотревшись, Саша заметил стоявший в углу Пашин рюкзак. Он вытряхнул все его содержимое на пол — оттуда выпали майка, метроном и две пары барабанных палочек, которые Паша очень берег.

Положив в рюкзак книги, диски и листы с Ваниными записями, Саша сел обратно на тахту, возле люльки с задремавшим малышом. Вновь навалилось обессиливающее желание ничего не делать, но Саша уже все решил, и промедление могло стать для него и Андрюшки смертельным.

Он встал, взял рюкзак, люльку и вышел из комнаты, даже не оглянувшись, чтобы в последний раз посмотреть на свой необычный дом, в котором провел эти годы — полные борьбы за выживание, тяжелых раздумий о сложившемся положении, но не лишенные и радостных моментов. Все­таки он жил тут не один, а вместе с друзьями, с которыми почти всю жизнь занимался своим любимым делом. И имел возможность продолжать это дело даже после того, как мир наверху был уничтожен.