— Как будто их написали недавно, — закончила Гремлин. — Очень недавно.
В рубке повисла тишина. Густая, почти осязаемая. Только гудение систем жизнеобеспечения напоминало, что они всё ещё живы, всё ещё дышат.
Станция, молчавшая два века, приветствовала гостей. Или предупреждала.
— Сканирование внутренних помещений? — спросил Волков, стряхивая оцепенение.
— Затруднено, — ответил Харон. — Ледяной покров создаёт помехи. Но я фиксирую энергетические сигнатуры. Реактор станции активен. Мощность — двадцать процентов от номинала.
Двадцать процентов. После двухсот лет. Реакторы того поколения рассчитывались на пятьдесят лет автономной работы, максимум — семьдесят. А этот всё ещё функционировал.
— Системы жизнеобеспечения?
— Частично функционируют. Температура внутри варьируется от минус пятидесяти до плюс пяти по Цельсию. Атмосфера присутствует, но состав аномальный.
— Насколько аномальный?
— Семьдесят процентов азота, пятнадцать процентов кислорода, остальное — неидентифицированные газовые примеси.
Пятнадцать процентов кислорода — меньше земной нормы, но достаточно для дыхания. Если не считать неизвестных примесей.
— Ядовито?
— Недостаточно данных для оценки.
Конечно, недостаточно. Когда их было достаточно?
Волков встал, прошёлся по мостику. Семь шагов до переборки, разворот, семь шагов обратно. Старая привычка — движение помогало думать.
Решение нужно было принимать сейчас — садиться или наблюдать издалека. Протокол требовал высадки и проверки. Но протоколы писались для нормальных ситуаций. А здесь...
Воспоминание о записи из модуля кольнуло под рёбра. Женщина на экране, спокойно говорящая о том, что они все приняли предложение. Добровольно. Что архив — это дар, а не проклятие.
Но потом был тот фрагмент в помехах. Кто-то пытался передать предупреждение? Или приглашение в ловушку?
Сектор Г-7. Цифра пять.
— Стыковочный узел номер три выглядит рабочим, — заметил Моряк, прерывая размышления. — Ледяных наростов там меньше. И шлюз вроде цел.
Волков подошёл к экрану. Действительно, узел номер три был относительно чист. Словно его специально поддерживали в рабочем состоянии. Для гостей.
— Гремлин, готовность шлюзов?
— Наши системы в норме. Скафандры проверены, герметичность стопроцентная. — Настя пробежалась пальцами по консоли, проверяя данные. — Но Шеф... — она замялась.
— Что?
— Один из ремонтных дронов опять включился сам. Третий раз за последние сутки. На этот раз записал аудио.
Волков нахмурился. Дроны не должны были включаться самостоятельно. Это могло означать сбой в системе. Или...
— Давай послушаем.
Гремлин вывела запись на динамики. Сначала — статика, белый шум космических помех. Потом, едва различимо, послышалось нечто похожее на дыхание. Медленное, размеренное. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Команда замерла, вслушиваясь. Что-то было неправильно в этом дыхании. Ритм слишком медленный для человека. Слишком... механический.
— Усилить, — приказал Волков.
Звук стал громче. Теперь к дыханию добавилось что-то ещё — отдалённый гул, похожий на работу вентиляции. Капающая вода — невозможная в условиях космоса. И... голоса? Неразборчивый шёпот на грани слышимости.
Кадет вздрогнул.
— Они... они говорят на том языке. На языке символов. Я почти понимаю...
— Достаточно, — Волков жестом остановил запись. — Откуда дрон это записал?
— Из грузового отсека, — Гремлин проверила логи. — Сектор Ж-12, возле контейнера X-77. Но там никого не было, камеры подтверждают. Пусто. Только контейнеры и темнота.
Контейнер X-77. Тот самый, с архивным оборудованием от "Аэлиты". В космосе не бывает совпадений.
— Акустическая галлюцинация, — предположил Дарвин. — Может, вибрации корпуса создают иллюзию голосов. Или помехи от старого оборудования в контейнере.
— Может быть, — согласился Волков, хотя сам в это не верил.
Он знал, как звучат космические помехи. Знал все звуки, которые может издавать корабль. Это было что-то другое. Что-то, что не должно было существовать в грузовом отсеке "Персефоны".
— Ладно, решено. Стыкуемся. — Он отрезал возможные возражения жестом. — Протокол есть протокол. Моряк, мягко, без спешки. Герц, передай стандартное приветствие на всех частотах. Если там кто-то есть, пусть знают о наших мирных намерениях.
— Есть, Шеф.